Она встала и подошла к окну — в который раз за последнюю неделю глядя вниз, на идущую вдоль дома дорожку. На которой не было того, что она думала увидеть. Сейчас она могла сказать себе честно — что, выглядывая в окно, она высматривала его. И до Нового года, и после, и даже после того, что произошло у него дома восьмого января. И потом, все две недели, что он пропадал после старого Нового года. И сейчас тоже она высматривала его. Зная, что его не будет — он появлялся только по будням, — но тем не менее. Потому что, высматривая его, она хотела, чтобы он появился. Потому что он ей нравится — и тем, что другой, и тем, какой он, и тем, как относится к ней.

Конечно, она знала, что не увидит его сейчас, и знала, что, даже появись он, ей бы было только хуже, потому что она не смогла бы к нему выйти. Но знала также, что хотела бы увидеть его завтра — и если он появится и предложит ей куда-нибудь сходить, она пойдет. Обязательно пойдет — если он появится. Хотя с каждым днем в это верилось все меньше…

— Генах, ты?

Такое ощущение было, что Каратист не верит своим глазам — поэтому так всматривается в Генку, будто никак не может его узнать. Вообще темно было в машине — но скорее не в этом было дело, просто не хотел Каратист его узнавать. Андрея он по крайней мере узнал — он, правда, сам к нему обернулся, когда Каратист оказался в джипе, да и виделись недавно, второго января, — а вот Генку никак.

Кореец молчал, сидел как сидел, даже не повернул головы, когда Каратист сел на заднее сиденье. И вроде даже не смотрел на него в зеркало — ни когда тронул джип с места, ни по дороге неизвестно куда.

— Ты, Генах?

— Да я, я, — откликнулся Кореец лениво. — Ну память у тебя, Вовка, — два года не виделись, а ты уж меня и забыл…

— Ну даешь! — выдохнул Каратист с облегчением. — Ну и шутки у тебя, Генах. Я уж подумал…

— Может, и правильно подумал, — так же лениво бросил Кореец. — А может, и нет. Посмотрим, Вовка, перетрем сейчас и посмотрим. Да, а ты о чем думал-то? Так, любопытствую, чтоб в курсах быть, — а то я сделаю чего, а окажется, что ты о другом думал. Нехорошо ж выйдет — мы ж кореша как-никак…

И снова замолчал, намеренно затягивая паузу, затормозив минут через пятнадцать, припарковавшись за каким-то домом, с которого хорошо виден был ведущий из Строгино к центру мост. И сидел, глядя вперед, может, на видную сквозь голые деревья черную воду.

— Мы ж кореша как-никак, точно, Вовка? Или — были кореша?

Он тоже молчал, Андрей. Потому что уж никак не ждал увидеть Каратиста — тем более в джипе Корейца. Один на один встретиться хотел бы — но вот так…

Тридцать первого января он Генке обо всем рассказал — тридцать первого вечером, уже после того как днем, еще до встречи с Аллой, дал команду Голубю, чтобы отправил к Каратисту Крючка с пацанами. Чтоб сказали, что в падлу тянуть на его банк — кореша все ж. Пусть и не в одной команде уже, но не враги ведь. Чтоб объяснили нормально, что Андрей сам подъехать не может, но просил передать, что не надо так решать вопросы между своими. Не прав банкир — разберемся. Но пытаться банк под себя забрать — это лишнее.

В общем, нормально проинструктировал — чтоб поговорили вежливо, объяснили все, сказали, что Андрей сам Вовке позвонит. А вышло — херово вышло. Каратиста Крючок нашел — а тот вместо того, чтоб в этот же день в кабаке встречу назначить, на стоянке у «Олимпийского» им забил на завтра. Ведь знает же Крючка, да и тот сказал от кого — а он место назначает, словно не встреча это нормальная, как положено между близкими, а стрелка, на которую с волынами ехать надо.