— Она замужем?

— Уже нет.

— Что случилось с ее мужем?

— Не знаю… откуда мне знать? Может, умер.

— Она убила его?

Казалось, его руки вдруг зажили независимой жизнью. Они зачесались от желания схватить Селину и трясти ее до тех пор, пока у нее зубы не застучат, дать ей пощечину и сбить это самоуверенное выражение с ее лица. Джордж сунул руки в карманы и сжал кулаки, чтобы не дать волю этим чисто животным инстинктам, но Селина, казалось, не ведала о смятении, творившемся в его душе.

— Полагаю, ей было очень неприятно обнаружить меня здесь, но она не пожелала остаться и выслушать объяснения. Она просто поддала ногой бедную Перл… Справедливее было бы наподдать мне. — Она посмотрела Джорджу прямо в глаза, и он поразился ее выдержке. — Она, должно быть, хорошо вас знает. Я хочу сказать, чтобы так с вами разговаривать. Так, как она говорила сегодня. Она хотела, чтобы вы занялись с ней любовью.

— Вы напрашиваетесь на неприятности, Селина.

— И кажется, она считает, что вы никогда больше не напишете никаких книг.

— Возможно, в этом она права.

— Вы не собираетесь попробовать?

Джордж медленно сказал:

— Занимайтесь своими делами, — но и это не остановило ее.

— Мне кажется, что вы боитесь потерпеть неудачу, даже еще не начав писать. Миссис Донген права: вы хрестоматийный образец, один из тех ни на что не годных англичан-эмигрантов (здесь Селина мастерски изобразила протяжную речь Фрэнсис), которые ничего не делают, но делают это очень изящно. Полагаю, жаль было бы разрушить образ. И в конце концов, какое это имеет значение? Вам нет нужды заниматься сочинительством. Это не ваша жизнь. А что касается мистера Ратлэнда, то что такое нарушенное обещание? Оно ничего не стоит. Вы можете нарушить слово, данное ему, с такой же легкостью, как нарушили слово, данное девушке, на которой собирались жениться.

Прежде чем он успел подумать или сдержать себя, правая рука Джорджа вынырнула из кармана, и он ударил ее по щеке. Звук пощечины прозвучал громко, как хлопок лопнувшего бумажного пакета. Последовавшая за этим тишина была в высшей степени неприятной. Селина уставилась на него с изумлением, но, как ни странно, без возмущения, а Джордж тем временем тер горящую ладонь о свой бок. Он вспомнил, что так и не достал сигареты. Теперь он пошел за ними, достал одну, закурил и увидел, как дрожат у него руки. Когда он наконец обернулся, то, к своему ужасу, вдруг понял, что она пытается сдержать слезы. Мысль о слезах и последующими за ними взаимными упреками и извинениями — это было больше того, что он мог вынести. К тому же уже было слишком поздно начинать извиняться. Он сказал нетерпеливо, но не зло:

— Ну, давайте, закругляйтесь!

А когда она повернулась и бросилась, сверкая длинными голыми ногами и белым шелком, наверх на его кровать, он крикнул ей вслед:

— И не хлопайте дверью! — Но шутка оказалась плоской и прозвучала весьма неуместно.

Глава 11

Было поздно, когда он проснулся. Он понял это по тому, как падал солнечный свет, по отражению теней от воды на потолке, по тихим шелестящим звукам, которые указывали на то, что Хуанита подметала на террасе. Инстинктивно напрягшись в ожидании похмелья, которое, как он знал, настигнет его, Джордж потянулся за часами и увидел, что уже половина одиннадцатого. Он уже давно так поздно не вставал.

Он осторожно повернул голову сбоку набок, ожидая первого удара заслуженной агонии. Ничего не произошло. Не веря в удачу, он попытался повращать глазами, и ощущение вовсе не было болезненным. Он откинул красно-белое одеяло и осторожно сел. Чудо, Он чувствовал себя совершенно нормально, лучше, чем нормально, — бодрым, резвым и полным энергии.