— Джейми?..

Он помедлил, но все же вернулся к кровати, приподнял ее лицо за подбородок и промолвил, внимательно глядя в глаза:

— Спи. Я ненадолго. Мне стало почему-то тревожно: хочу проверить, заперты ли ворота и не дремлет ли стража.

Однако Джесси и не подумала спать, когда осталась одна — ей почему-то ужасно захотелось плакать. Такая — странная чувствительность была для нее в новинку, и при — шлось отнести ее на счет причуд, обычных для беременных дам. Какой уж тут сон! Однако мало-помалу усталость взяла свое, и, как это часто случалось в последнее время, Джесси сама не заметила, как забылась — чутко и тревожно.

Где-то среди ночи вернулся Джейми. Она почувствовала его присутствие и тогда спокойно заснула.

Как и положено в сочельник, отец Стивен устроил торжественную службу, и вся колония собралась у часовни. Люди пели старинные английские псалмы, и, несмотря на жестокий холод, это была благословенная ночь. Даже у Элизабет поднялось настроение. Она старалась держаться поближе к сэру Вильяму Тибальду, что обнадеживало Джесси по поводу будущего сестры. Она хотела бы видеть Элизабет счастливой.

По окончании службы все родные обменялись скромными подарками. Джесси приготовила для сестер по новой теплой муфте, а для Джейми и Роберта сшила легкие кожаные куртки. Ей не терпелось полюбоваться, как будет выглядеть на Камероне ее подарок, и когда Джейми взялся за куртку, то нашел под ней еще и новую рубашку. На нее Джесси не пожалела самого лучшего шелка из тех тканей, что доставила «Госпожа Удача». Джейми уселся возле огня, и Джесси была довольна, что они остались вдвоем в отдалении от гостей: можно без помех выяснить, обрадуется ли он подарку.

Камерон искоса глянул на жену, не скрывая любопытства, и недоверчиво пощупал шелк.

— Кажется, это был самый дорогой отрез. А на ворот и манжеты ты точно пустила самые тонкие кружева. Когда я покупал все это, то думал, что тебе захочется сшить для себя платье.

Джесси небрежно повела плечиком, теребя новую подвеску на ожерелье — его подарок к Рождеству. Подвеска была в виде золотого медальона с гербом дома Камеронов, украшенная дивными самоцветами.

— Тебе не понравилась рубашка?

— Понравилась, и даже очень, — осторожно отвечал Джейми, не спуская с нее глаз. — Кто ее сшил?

— Я сама.

— Но я ни разу не видел тебя за работой.

— Я решила сделать тебе сюрприз и работала в те часы, когда тебя не было дома. Тебе нравится?

— Более чем. Такая роскошная ткань, мадам. И вы не потратили ее на себя. Если так пойдет и дальше, то я, чего доброго, воображу, будто ты вышла за меня не ради денег. Мне казалось, что ты готова сгрести под себя все, до чего сумеешь дотянуться, дорогая.

Джесси зарделась, по-прежнему сжимая драгоценный медальон. Он опять издевался, но она решила не придавать значения его колкостям, чтобы не портить Рождество.

— Я вовсе не стремилась сгрести под себя все подряд, милорд… то есть в смысле вещей. Сказать начистоту, я просто не могла больше голодать. И еще я стремилась…

— К чему?

. — Не важно. — Она поспешно отвернулась, не желая продолжать, но не тут-то было. Джейми ловко поймал ее за Руку и заставил смотреть на себя.

— К чему же вы стремились, миледи? Я жду ответа.

— Джейми, это же сочельник. И у нас гости.

— Ну и Бог с ними. Я жду ответа. К чему ты стремилась?

— Меня страшила такая жизнь и такая смерть, которая постигла мою мать, — промолвила Джесси, набравшись смелости. — Пожалуйста, может быть, теперь ты меня отпустишь наконец?

Его пальцы разжались.