– Господи… господи, – шепча, я наклоняюсь и проверяю её пульс. Мои пальцы в крови, как и её лицо.

Я срываюсь на бег и несусь к кухонным шкафчикам. Достаю скотч и тащу стул. Я действую машинально, словно делала это сотню раз. Нет, это мой первый раз и, надеюсь, последний. Меня всю трусит, если честно. Я безумно боюсь последствий, но больше я боюсь возвращения прошлого. Там много дерьма. Там много грязи и боли. И этот человек один из тех, из за кого мне было больно. Я не помню её имени. Я забыла. Я постаралась забыть всё, что было связано с ней, но она заставила меня снова пережить ужас и страх.

Я приматываю её к стулу и на дрожащих ногах иду к кровати. Падаю на неё, зарываясь пальцами в волосы. Я должна поступить правильно. Мне следует вызвать полицию и сообщить о том, что в мою квартиру вломились, и я обезвредила нападающую. Но я не уверена, что это разумно. Она вернётся… если не она, то ещё кто нибудь из их шайки.

Я смотрю на свои трясущиеся руки и сжимаю их в кулаки.

Решительно открываю тумбочку и вытаскиваю ящик. Я отрываю конверт, который спрятала очень давно. Разрываю его и достаю клочок бумаги. Подхожу к своему рюкзаку и достаю мобильный. Мои пальцы продолжают трястись, когда я набираю номер, который написан на бумаге. Долгие гудки раздаются в трубке, пока они не разрываются громкой музыкой, а потом немного приглушённой.

– Да.

– Это я…я. Если вам ещё нужна она, то она вернулась, – быстро бормочу я в трубку.

– Кто это? – Удивлённо спрашивают меня.

– Энрика. Мне дали этот номер, то есть… он был в конверте, который лежал на тумбочке в больнице. В записке было сказано, что если мне понадобится помощь, то я могу воспользоваться этим номером один раз. Я воспользовалась. Она здесь. В моей квартире. Она вернулась. Она привязана к стулу. Если она ещё нужна вам, то забирайте её, – быстро произношу я, поглядывая на девушку без сознания.

– Уже еду.

Звонок обрывается. Я швыряю мобильный на кровать, словно он меня обжёг. А что мне оставалось делать? Я поступила правильно. Я не хочу больше помнить об этом.

Я направляюсь к плите и зажигаю одну из конфорок. Клочок бумаги сгорает в моих руках и пока огонь не касается моих пальцев, кусая их, я бросаю оставшееся в раковину и включаю воду. Наблюдаю, как пепел и бумага смываются водой. Жмурюсь, облокачиваясь на раковину, чтобы немного прийти в себя.

Я поступила правильно. Я поступила правильно. Это всё правильно.

Убеждаю себя в этих чёртовых словах. Дерьмо это, а не психология. Она ни черта не помогает. Я мою руки, смывая с них кровь. Я мою их, тру их, потому что продолжаю видеть мазки крови по памяти. Пока кожа не становится алой, я не перестаю тереть свою кожу.

Приоткрываю входную дверь и захожу в ванную. Я прижимаюсь к стене, закрывая глаза.

Удар, ещё удар и мой всхлип.

– Прошу… я ничего не знаю, – мои слёзы смешиваются с кровью во рту. Эта смесь горькая и противная. Всё моё тело болит. Я больше не вынесу этого. Я не понимаю, что происходит. Почему я?

Распахиваю глаза, когда слышу тяжёлые удары ног по полу. Я вся сжимаюсь от страха. Резкие приказы, скрип стула и шорох. Я жду, когда её заберут, а меня оставят в покое. Я жду и жду. Я кусаю губу до крови, продолжая убеждать себя, что поступила правильно. Это просто выживание. Никто не хочет быть мёртв, хотя я однажды хотела.

Когда всё стихает, то я выхожу из ванной и замираю. Моё дыхание сбивается, когда я вижу мужчину, стоящего посреди моей квартиры. Он весь в чёрном. Его глаза убийственно ледяные и один глаз перерезает глубокий шрам.

– Уходи, – шепчу я. – Больше я ничего вам не должна.