Когда я ничего не отвечаю, он спрашивает :

- Могу я рассказать тебе сейчас? Всё?

Я не утруждаюсь ответить вслух. С одной стороны, кажется уже немного поздно для полного разоблачения.

С другой, с нездоровым любопытством, желаю разузнать мельчайшие подробности.

- Bike and Build [некоммерческая организация, организующая велопробеги через всю страну, чтобы помочь средствами строительству жилья в США]начался в мае и продлился вплоть до сентября, - начинает он, - Финн, Оллс, Перри и я сблизились за время программы. Это была эдакая проверка – когда вас бросили всех вместе, чьи-то отношения закаляются, а чьи-то нет. Что касается нас – определенно да.

Замолкает, скользя пальцами вниз по моей руке.

- Но наш роман с Перри не был внезапен, за исключением секса. Она хотела этого. По крайней мере, Финн и Оливер всегда убеждали меня, что она втюрилась в меня с первых дней. Думаю, что стал понимать, о чём они говорят где-то в июле. И к августу, я настолько привык и сдружился со всеми, что сделал бы для неё всё, что угодно.

Отстранившись, чтобы в тусклом свете луны заглянуть мне в глаза, он произносит:

- Даже секс. Мы переспали только два раза за всю поездку. Шальной ночью в августе, когда напились до беспамятства. И затем, пару недель спустя – после чего, это стало выглядеть неуклюже и скованно – за ночь до конца нашего велопробега.

Мой желудок скручивается при странном смешанном чувстве – облегчения и боли. Закрываю глаза, прогоняя навязчивые картинки - его руки на её теле и губы на её губах.

- После этого, Перри вернулась во Францию, а я уехал учиться с Нэшвиль. Мы начали встречаться, даже не обговаривая это. Она была уверенна, а я не стал переубеждать. Виделись около двух раз в год. Ну и всё остальное, о чём я тебе уже рассказывал, тоже было правдой. Она, конечно, хорошо узнала меня за время велопробега. Однако, тогда мне было только двадцать два. Я был не таким, как сейчас, так что мы быстренько разбежались.

Он понижает голос, звуча огорчённо.

- В нашем романе даже и страсти то не было, Мия. Он напоминал… - ругнувшись, потирает лицо рукой, - …как вы ее называете.. ? – он смотрит на меня, и я отвожу взгляд, не в силах устоять перед тем, как восхитительно двигаются его губы в поисках правильных слов, - Заморашка? Сказка со злой мачехой?

- Золушка? – предполагаю я.

Он щёлкает пальцами, кивая, и продолжает.

- Я думаю, что мы оба хотели, чтобы ей подошла хрустальная туфелька. Понимаешь о чём я?

- Да.

- Она была единственной, кому я изменял. Два раза. За это мне стыдно больше всего, Мия. Я понял, что дальше так не смогу. Что сделал именно то, чего поклялся не делать, как мой отец, понимаешь? Я хотел как лучше и однажды, позвонил ей, чтобы расстаться по телефону , а – он замокает, глубоко вздыхая – оказалось, что она не могла дождаться момента, чтобы сообщить мне, как отказалась от работы в Ницце, поэтому мы наконец-то можем быть вместе, в Париже.

Моргаю, прогоняя непрошенные слёзы, отказываясь жалеть его.

- Поэтому я… - он замолкает, подыскивая правильное слово и я безумно рада оказать ему услугу.

- Струсил.

Он кивает.

- Да, согласен. И это правда было не честно по отношению к ней. Мне следовало довести дело до конца.

- Мы оба знаем, что я приехала сюда, чтобы убежать от проблем. Но всё то время, когда ты ведешь себя как эдакий благодетель, ты убегаешь тоже.