А зовут его Саввой. Я его тоже люблю. Не знаю почему, но дедушка и все его сыновья мне нравятся. Папа — тоже.
— Ты добрая, — сказал Арсений Петрович, открывая кабинет и пропуская вперёд Драгану. Завидую тому человеку, которого ты полюбишь.
Учитель не ведал, конечно, что словами этими задел самую чувствительную струну её нынешнего состояния. Она вспоминала о дядьях, а думала о Простакове. Она и во время поездки лишь украдкой взглядывала на него, но думала всё время о нём, и только о нём. На материке у неё происходили бурные события: потерпели катастрофу с Эллом, было много важных разговоров с отцом, но именно там она окончательно убедилась, что Простаков — её судьба, без него нет для неё жизни, и она не представляет, как сможет жить дальше, если убедится, что он её не любит. А что такое может случиться, она вдруг с какой–то пугающей ясностью убедилась вот сейчас, во время поездки по острову. Он был с ней холоден, встретил её, как чужую, и во время поездки на неё почти не смотрел. Она ждала его взглядов, улыбок, но их не было. Борис проявлял несвойственную ему серьёзность и деловитость, уделял ей столько же внимания, сколько и другим. И сейчас она пошла за учителем с единственной целью что–нибудь узнать, что–нибудь выведать о настроении молодого биолога, о том, как он к ней относится. Но позволь! Ты ещё совсем недавно себе говорила: способна полюбить человека необыкновенного, гения или героя, рыцаря, идущего по жизни без страха и сомнений. Теперь же тебя и вовсе не интересует, будет он работать над своим «Импульсатором» или, как сказал ей перед отъездом на материк, бросит все свои работы. Но где же твои мечты о герое?.. Тебе совершенно безразлично, чем он будет заниматься, как и где собирается жить? Ты любишь его, и этим всё сказано. И не просто любишь, а вся трепещешь от желания знать, а как он относится к тебе? Есть ли в его сердце хоть маленький уголок для тебя? Ах, как это ужасно, что вынуждена оставаться наедине со своей мукой! Учитель, склонившись над столом, что–то пишет и чертит, он равнодушен к их отношениям, он, кажется, и не догадывается о её чувствах к молодому учёному. Впрочем, тут же она себя спрашивала: а почему Арсений Петрович должен догадываться о каких–то её чувствах к Простакову?
Не в силах справиться со своим нетерпением и каким–то внутренним иссушающим жаром, она поднялась с кресла, ходила по кабинету. Подошла к учителю, обняла его голову:
— Я рада вас видеть такого.
— Какого?
— А такого, как сегодня. Я рассталась с вами на месяц, и как вы за это время помолодели. Вы какой–то новый, бодрый и сильный; видно, врачи вас хорошо подлечили.
— Не только меня, но и всех наших ребят. Драганушка, милая. У нас такая радость, что и сказать боюсь: как бы не сглазить. Адмирал перевёл на счёт лаборатории большие деньги. Я послал в Россию ребят, дал им задание: завербовать ещё триста специалистов. А?.. Как это тебе нравится?
— Драгана улыбалась, кивала учителю, но слов одобрения и, тем более, восхищения не находила. Ей как раз в эту минуту пришла в голову мысль: а как же Элл? Ты совсем о нём забыла. Ты должна его выхаживать, ты не можешь его обидеть.
Покалеченный Битчер возник перед ней как ещё одна проблема, — почти неразрешимая. Она должна помочь ему встать на ноги. Она не может его огорчать. И если вдруг завтра откроется, что Простаков её любит, как она поступит с Битчером?..
А между тем Арсений Петрович продолжал:
— Ваш дедушка — удивительный человек! Вызвал с материка две строительные бригады, нам везут лес, кирпич, отделочные материалы. А сверх того, в Англии мы заказали новейшие приборы, много самых дорогих реактивов, — у нас с тобой теперь целый институт будет. Но позволь: ты, кажется, не разделяешь мои восторги? Ты чем–то озабочена?
Драгана на ходу придумала отговорку:
— Меня огорчает конспирация отца и дяди. |