– Все, я на месте…

– Брин, я проверяла лодку дяди Альберта, она пуста. Но сегодня я нашла фотографию… Кажется, там он с братом и племянником, но их лица выжжены.

– Ожоги?! – ужаснулась исландка.

– Нет. Выжгли сам снимок. Видимо, дядя Альберт их сильно не любит!

– В том то и дело! Слушай, – Брин, судя по всему, прикрыла трубку рукой. – Я вчера перечитывала первое издание твоего отца… Там было сказано, что критерии отбора доноров для планируемого эксперимента вывел некто А.А. Эдлунд. Но! Они оба А.А., понимаешь? Твоего деда звали Ансгар Арвик Эдлунд, а его брата – Альберт Арвик… В общем, можно запутаться. Чтобы выяснить точно, мне пришлось повозиться. Сначала я пошла к миссис Крианян, но в библиотеке ничего не нашлось. Только пару фотографий в архивах. Об эксперименте – ничего. Тогда мне пришлось проникнуть в лабораторию.

– Тебе… Что? Но как?

– По вентиляции. Смеартон лабораторией не пользуется, сигнализацию отключил. Да он и сам, видимо, хорошенько там все обыскал.

– Ты перевоплощалась в песца?

– Нет. Он слишком крупный. Пришлось освоить крысу… Я пару раз пробовала на тренировке… В общем, главное – я туда попала. И знаешь, что?

– Что?

– Об эксперименте Эдлунд не оставил ничего. Зато я нашла его старые дневники. Почерк у него корявый, но я смогла прочитать, что именно дядя Альберт первым предположил, будто рождение перевертышей зависит только от генетики. У него были какие то теории еще давно, твой отец был тогда студентом.

– Думаешь, отец украл его идею? И дядя Альберт обиделся?

– По моему, звучит логично. Но что еще важнее, я нашла статью в том орнитологическом вестнике. Помнишь, который засек появление орла в национальном парке Терра Нова?

– Из дела о похищении?! Его то ты как раздобыла? Это закрытая информация!

– Мара, я же говорю: статья в орнитологическом вестнике. Она в интернете в свободном доступе. Так вот, я попыталась выяснить, откуда фото. Кто фотограф. Подпись А. Бертсон!

– И?

– Я думаю, это его псевдоним! Я поискала, таких орнитологов нет! Зато фотографий дикой природы полно…

– Постой ка! – Мара выглянула в окно и убедилась, что «Большой Ингрид» нет на пристани. – Сейчас посмотрю… Он говорил мне, что был орнитологом…

С опаской ступая на пол, будто он начинен минами, Мара вернулась в комнату дяди Альберта и выдвинула нижний ящик. Там, среди остальных документов и грамот, нашлась и докторская степень по орнитологии.

– Так вот, в чем дело… – девочка вертела в руках бумагу. – Он в этом разбирается…

– Он знал, что тотем твоего отца не встречается в этой местности! – догадалась Брин. – И нарочно сделал фотографию. Я не понимаю пока, как именно он следил за племянником, но у нас есть и мотив, и возможность…

– Погоди, – Мара лихорадочно потерла висок, будто это помогло бы ей соображать быстрее. – Но ведь «Большая Ингрид» пуста! Я бы не упустила трех девушек!

– Значит, он держит их где то еще. Где он сейчас?

– Вышел в море. Говорит, что фотографирует и ловит рыбу, но насчет рыбы он точно наврал.

– Тем более! Он, видимо, плавает туда, где держит их. Проверь, что у него есть в аптечке.

Мара дернула на себя верхний ящик: пузырьки, склянки…

– Я не понимаю! – ее голос дрожал. – Не знаю, что искать!

– Называй все, что видишь.

– Аспирин, кодеин, какой то леонорус кардиака… А, вот, мелатонин. Я помню, это же снотворное, которое сильно действует на перевертышей? Это его Вукович покупала в прошлом году?

– Точно! Читай дозировку.