Мануарий Суарси-ан-Перш,

май 1304 года

Ужин длился бесконечно долго. Манеры сводного брата вызывали у Аньес отвращение. Неужели он никогда не слышал о знаменитом парижском теологе, Гуго де Сен-Викторе, который еще сто лет назад описывал, как надо вести себя за трапезой? А ведь теолог в своем произведении указывал, что надо «есть не пальцами, а ложкой, нельзя вытирать руки об одежду и снова класть на общие блюда недоеденные куски или остатки пищи, застрявшие между зубов». Эд шумно чавкал, жевал с широко раскрытым ртом, рукавом вытирал капли супа, попавшие ему даже на брови. Он рыгнул от удовольствия, проглотив последний кусок фруктового пирога. Отяжелев после сытного ужина, который Мабиль сумела сделать аппетитным, несмотря на строгие требования постного дня, Эд вдруг сказал:

— А теперь… Подарки для моей козочки и ее крошки. Пусть приведут Матильду.

— Но она уже, несомненно, спит, брат мой.

— Ну что же, пусть ее разбудят. Я хочу посмотреть, как она обрадуется.

Аньес подчинилась, поборов свое плохое настроение. Через несколько минут наспех одетая девочка вошла в просторный зал. Спросонья ее глаза блестели радостным ожиданием.

Эд направился к большому деревянному сундуку, покрытому джутовой тканью, который еще до ужина принес в зал паж. С большими предосторожностями Эд стал медленно развязывать веревки, разжигая нетерпение своей племянницы. Наконец он вытащил терракотовую бутылку, объявив слащавым тоном:

— Я привез вам… разумеется, моденского уксуса для вашего туалета, милые дамы. Говорят, что, несмотря на темноватый цвет, он придает коже молочную белизну, делает ее нежной как розовый лепесток, покрытый росой. Итальянские прелестницы с удовольствием пользуются им.

— Вы чересчур балуете нас, брат мой.

— Ба, безделушка, только и всего. Перейдем к серьезным вещам. Ай-ай-ай… Что я вижу на дне сундука… пять локтей генуэзского шелка…

Это был подарок, достойный принцессы. Аньес, вероятно, вспомнила, что скрывалось за излишней щедростью сводного брата, и только поэтому не бросилась к желто-шафрановой ткани, чтобы пощупать ее. И все же она не смогла сдержаться и воскликнула:

— Какое великолепие! Но, Бог мой, на что его пустить? Я боюсь испортить его своей неловкостью.

— Тогда, мадам, подумайте о том, что все шелковые ткани мечтают коснуться вашей кожи.

Пристальный взгляд Эда заставил Аньес опустить глаза. Тем не менее он продолжал тем же игривым тоном:

— А что это за толстый кошелек из малинового бархата? Что это такое? От него исходят опьяняющие флюиды. Знаете ли вы, мадемуазель, о чем идет речь? — наклонился он к племяннице, стоявшей с раскрытым ртом.

— Конечно, нет, дядюшка.

— Тогда давайте откроем его.

Эд направился к столу и высыпал на тарелку смесь аниса, кориандра, фенхеля, имбиря, гвоздики, миндаля, грецких и лесных орехов, которой богачи любили лакомиться перед тем как лечь спать, чтобы освежить дыхание и облегчить пищеварение.

— Восточные пряности, — прошептала окончательно покоренная девочка восхищенным тоном.

— Совершенно справедливо. А нет ли в волшебном мешке подарка для моей крошки? Я полагаю, что совершеннолетие грядет семимильными шагами, не так ли, милая барышня?

Матильда прыгала от нетерпения вокруг Эда. Она выдохнула сдавленным от волнения голосом:

— Через несколько месяцев, дядюшка.

— Замечательно! Значит, я буду первым, кто пожелал вам его. Вы не сердитесь на меня за мою поспешность, не правда ли?

— О! Конечно, нет, дядюшка!

— Так какой же у нас есть подарок на совершеннолетие юной принцессы? А, а… Брошь из серебряной проволоки и бирюзы, изготовленная фламандскими ювелирами, и перламутровый гребень из Константинополя, которые сделают ее еще более прекрасной и заставят побледнеть завистницу луну…

Потрясенная девочка едва осмелилась дотронуться до броши, изготовленной в форме длинной булавки.