Боюсь, мир становится слишком эгоистичным.
– Я стараюсь не думать об этом, чтобы не впасть в депрессию.
– Хорошая философия. Итак, чем именно я могу вам помочь? – Голубые глаза подернуты дымкой грусти. – Понимаю, хороших новостей ждать не приходится. Что он натворил?
– За ним, похоже, много чего есть. Убийство. Покушение на убийство. Изготовление взрывчатых устройств. Вы, наверное, слышали о четырнадцатилетней девочке, которая умерла несколько недель назад. – Скарпетта не хочет уточнять, о ком именно идет речь – пока еще рано.
– Боже… – Он качает головой и отводит взгляд. – Боже…
– Скажите, доктор, он давно стал вашим пациентом?
– Очень давно. Еще ребенком. Я хорошо помню его мать.
– Она еще жива?
– Умерла лет десять назад. Весьма властная женщина. Как говорится, тяжелый человек. Эдгар Аллан был ее единственным ребенком.
– А отец?
– Алкоголик. Покончил с собой. Довольно давно, лет, пожалуй, двадцать назад. Сразу скажу, я не очень хорошо знаю Эдгара Аллана. Бывает у меня не часто. Приходит главным образом на уколы. От гриппа и пневмококковой пневмонии. Зато точен как часы. Строго каждый сентябрь.
– Включая прошлый сентябрь?
– Нет. Я перед вашим приходом посмотрел его карточку. Явился четырнадцатого октября. Вакцина от пневмонии у меня была, а вот от гриппа закончилась. Вы, наверное, знаете, что в этом году ее повсюду не хватает, Так что я сделал ему только один укол. Он сразу ушел.
– Расскажите подробнее.
– Да в общем-то все было как всегда. Пришел, поздоровался. Я спросил, как дела. У Эдгара Аллана больные легкие. Легочный интерстициальный фиброз как следствие хронического воздействия бальзамирующего состава. Похоже, он одно время работал в похоронном бюро.
– Не совсем, – говорит Скарпетта. – Он работал у меня.
– Да? Вот как! – удивляется доктор Филпотт. – Я не знал. Думал… Мне он рассказывал, что работал в похоронном бюро.
– Нет. Он работал в анатомическом отделении. Где-то в конце восьмидесятых. В девяносто седьмом ушел по состоянию здоровья. Помню, это случилось перед самым переездом в новое здание. А как он объяснил вам причину своего заболевания? Хроническим воздействием?
– Мне он сказал, что однажды пролил и вдохнул формальдегид. Так и в его карточке записано. Должен признаться, Эдгар Аллан – человек немного странный. Я это всегда знал. По его словам, он работал в похоронном бюро и бальзамировал тело, но забыл вставить что-то в рот, и бальзамирующий состав начал пузыриться, потому что напор был слишком большой, а потом еще и шланг лопнул. В общем, история получилась весьма живописная. Впрочем, что я вам рассказываю? Вы же знаете его лучше, чем я.
– Эту историю я слышу впервые, – говорит Скарпетта. – Помню только, что у него был фиброз. Вы не думаете, что он это все сочинил?
– Нет. О фальсификации не может быть и речи. Биопсия показала значительное повреждение легочных тканей и рубцевание интерстициальных тканей. Так что он не притворяется.
– Мы пытаемся его найти. У вас есть какие-либо предположения, где он может находиться?
Доктор Филпотт пожимает плечами:
– К сожалению, нет. Может быть, у тех, с кем он когда-то работал?
– Полиция сейчас проверяет круг знакомств, но надежды мало. Насколько я помню, он был замкнутым и нелюдимым. – Скарпетта задумывается. – Через несколько дней у него истекает срок действия рецепта на преднизон. Как по-вашему, Поуг строго выполняет все предписания?
– Насколько я могу судить на основании собственного опыта, отношение к лекарствам у него переменчивое. |