Может быть, это два ничем не связанных эпизода:

Померанцев — Симонян, Коваль — Померанцева? Но они связаны Померанцевым. Совпадение?

Стремительно вошёл Петельников. Рябинин сидел в его кабинете.

— Пусть уведут, — попросил Рябинин.

Сержант забрал Коваля, и тот гулко зашагал, глянув на следователя своим мучительным взглядом.

— Будешь арестовывать? — спросил Петельников.

— Не знаю.

— Чего ж тут знать… Схвачен на месте преступления. Да и потерпевшая говорит.

— Потерпевшая удара не видела, — уточнил Рябинин.

— Да, но она обернулась, а Коваль стоял сзади.

— Верно, — вздохнул Рябинин и спросил: — Что у тебя?

— Несудим, двое детей, никаких замечаний, выпивает изредка, связи с геологами не установлены.

— Вот видишь, — опять вздохнул Рябинин.

— Там сейчас ребята ломают настил, ищут нож.

Рябинин подошёл к Петельникову, разглядывая галстук: на кремовом полотнище в полгруди красовались жёлто-бурые шарики, от которых к узлу бежали волнистые линии — ну прямо несвежие желтки на ниточках.

— Ведь Суздальского мы тоже подозревали, — вспомнил следователь.

— Но Коваля мы задержали у жертвы, — не согласился Петельников.

Рябинин глянул на первозданно-белую рубашку инспектора и вдруг вспомнил… Милицейская поликлиника. Белая комната, врач в белом халате, бледный сержант с овчаркой. Собака попала под дежурный «газик». Вот тогда Рябинин и увидел собачьи глаза — влажные, бессловесные, страдальческие. И он понял, что собака мучается не только от боли. Она страдала и от немоты, от невозможности крикнуть или объяснить людям, что не надо её брать руками, носить и ощупывать. Умей она говорить, ей бы стало легче.

Почему он не верит Ковалю? Неужели только потому, что тот безъязыкий? Верит же он всем остальным…

— Вадим, у тебя есть деньги? — вдруг спросил Рябинин.

— Есть.

— Сколько?

— Рублей восемь наскребу. Нужны?

— Нет, не нужны, — весело ответил Рябинин.

Петельников уставился на бродившего по кабинету следователя.

Вадим ответил, что у него восемь рублей. И Рябинин сразу поверил. Верить друг другу — это норма. Не верить — это аномалия. Верить нужно без доказательств, подозревать во лжи можно только при уликах. Так почему же он не верит Ковалю? Или появился тот самый следственный профессионализм, которого он боялся пуще глупости?

— Вадим, — Рябинин остановился перед инспектором, — Коваля надо выпускать.

Петельников ждал продолжения. Следователь молча смотрел на его галстук, как на телевизионный экран.

— И дать ему мои восемь рублей на сухонькое, — не выдержал инспектор.

— Не помешало бы, — согласился Рябинин. — В порядке компенсации за одни сутки камеры.

Но инспектор ждал. Он ещё не понял мысли следователя, а она была.

— Почему Коваль не бежал? — спросил Рябинин.

— Некуда.

— От неожиданности не бежал. А если бы собирался её убить, то в чём неожиданность? Значит, не собирался убивать.

— Тогда почему же он скрывает то, что видел?

— Ты какого роста? — вдруг поинтересовался следователь.

— Сто восемьдесят.

— А Коваль?

— Повыше меня сантиметров на пять.

— Как ты в том коридоре ходишь?

— Склонившись.