|
Одеваясь, он обнаружил, что смокинг побит молью, а Бидди сожгла воротник крахмальной сорочки. Гай мрачно натянул на себя непривычную и неудобную одежду — но лишь затем, чтобы, выйдя на улицу, обнаружить, что автомобиль не заводится. Под ледяным дождем он побежал к станции, но опоздал на поезд, и ему пришлось десять минут дожидаться следующего. Вагоны были набиты битком; Гай ехал, прижатый лицом к какому-то вонючему пальто, а чей-то зонтик вонзился ему в большой палец ноги. И хотя всю дорогу от станции до дома Стефенсов Гай бежал, он все равно опоздал на двадцать минут.
Остальные приглашенные не понравились ему с первого взгляда. Это были три доктора: один — средних лет с выдающимся брюшком и холеными руками, и два младших врача из больницы Сент-Энн. Еще присутствовал писатель, чье забавное имя, Пьер Пикок,<sup></sup> было знакомо Гаю по обложке романа, который он как-то раз пытался читать в поезде. Роман нагнал на него такую скуку и раздражение, что он выкинул книжку в окно и предпочел любоваться пробегающим за окном вагона пейзажем. Жены двух из гостей способны были лишь поддакивать своим мужьям, явно не имея ни единой собственной мысли. И, наконец, там была Элеонора, дочь Сельвина Стефенса. Темноглазая, темноволосая, с точеной фигурой, в синем атласном платье, она сразу поразила Гая своей живостью и энергией. Она вся словно светилась. Элеонора показалась Гаю существом совершенно иного рода, нежели бледные, потрепанные жизнью женщины, которых он каждый день видел у себя в кабинете. Она умело, но ненавязчиво следила за переменой блюд и направляла беседу. Смотреть на нее уже было удовольствием, и это вознаграждало Гая за невыносимо скучный во всех остальных отношениях вечер. Когда подали сыр, доктор Хамфрис сказал: — Я недавно помог своему племяннику купить практику в Кенсингтоне. Как вы помните, Сельвин, он всего несколько лет назад получил диплом — неплохое место для начала. Гай вдруг услышал собственный голос: — Возможно, для человечества было бы полезнее, если бы вы купили ему практику в Попларе или Бетнал-Грин. Возникла пауза. Все уставились на Гая. Он обвел присутствующих вызывающим взглядом. — Весьма необычное заявление, — наконец произнес доктор Хамфрис. Гай в упор посмотрел на него. — Разве? В Кенсингтоне в три раза больше практикующих врачей, чем в Хакни. — Вот как? — подала голос мисс Стефенс. — А почему? — Потому, — прямо сказал Гай, — что там больше платят. Доктор Хамфрис промокнул губы салфеткой. — Всем нужно жить, доктор Невилл. Гай невольно оглядел стол — серебряные приборы, чайный сервиз из тонкого дорогого фарфора — и в запальчивости воскликнул: — Мы-то живем даже слишком хорошо. А в результате тем нашим пациентам, кто победнее, приходится рассчитывать только на благотворительность. — Они должны быть благодарны докторам вроде Сельвина, которые обслуживают их в больнице бесплатно. Гай не смог сдержать негодование: — Человек не должен зависеть от какого-нибудь господина Благодетеля в том, что касается его здоровья или здоровья его детей! — Я попросил бы… Тут вмешался хозяин дома: — Моя дочь помогает благотворительному отделению Сент-Энн. Вы имеете что-то против такой добровольной работы, доктор Невилл? Гай почувствовал, что краснеет. — Нет, конечно же нет, сэр, — и попытался объяснить: — Просто необходимости в благотворительности вообще не должно возникать. Здоровье должно принадлежать каждому по праву. Писатель снисходительно улыбнулся: — Вы социалист, доктор Невилл? Гай пропустил его слова мимо ушей. |
