Сверху клали камни побольше, если могли найти. На самом крупном и гладком Ильяс писал имя и возраст умершего, рисовал тонкий изогнутый полумесяц.
В каждой «передачке» с «большой земли» были красивые, яркие упаковки специальных фломастеров, пишущих золотом или серебром и по камню, и по стеклу. Кто-то заботился о том, чтобы слуг Аллаха можно было посмертно обозначить корявой надписью на обломке скалы. Бинты, лекарства, шприцы присылали от случая к случаю, а эта художественная дребедень была всегда, и в избытке.
«Все похоже, история повторяется, — думал военный фельдшер, подкатывая очередной камень к могиле. — Кто-то устанавливает крест, кто-то — столбик с красной звездой, мы — камень с тонким исламским полумесяцем».
Захар привычно бубнил:
— Не считай же покойниками тех, которые были убиты во имя Аллаха. Нет, живы они и получают удел от Господа своего, радуясь тому, что Аллах даровал им по милости Своей, радуясь тому, что нет причин для страха и печали у тех, которые еще не присоединились к ним.
А мальчикам уже все равно, творит выживший товарищ намаз лицом к Киббле или читает заупокойную, потупив очи долу. Они погибли не за веру, как будет написано на камне-надгробии, а потому что плохо стреляли, не успели спрятаться, оказались слабее. Некоторым просто не повезло. Зеленые повязки на лбу ничего не меняли — для большинства это был всего лишь ритуал, лишенный глубокого смысла. Куда больше волновались о том, чтобы не забыть положить в нагрудный карман тот самый толстый фломастер — если найдут уже мертвым, будет чем пометить надгробие.
Глава 7
Неприцельная стрельба — это то, чему в свое время Илларион Забродов уделял особое внимание. Как опытный инструктор, он знал наверняка, что в девяти случаях из десяти придется вести пистолетный огонь на дистанции менее десяти метров до цели. А неприцельная стрельба в таких условиях более эффективна. Почти невозможно выравнивать мушку и плавно давить на спуск, когда в ответ тоже палят. Естественней — направить оружие в сторону нападающего.
Удивительно, как стройно и точно вспоминались давние уроки. В напряженные моменты всегда так. Шаг, еще шаг… Казалось, не будет конца этому роскошному коридору, по обе стороны которого жили мнимые участники семинара-практикума по гештальт-продажам. Почти как в известной кинокомедии, где гангстерские группировки собирались во Флориде под видом любителей итальянской оперы. Но там их было все-таки побольше, и почти все знакомы между собой. Этих придется вычислять, используя личное обаяние против простодушия дежурной администраторши. К сожалению, в лощеном, сверкающем никелем и искусственным мрамором холле не было плакатов и растяжек со словами приветствия участникам семинара. На столиках не было пригласительных билетов, зазывающих на пленарное заседание. Этот семинар не был заявлен ни в Интернете, ни в бюллетенях общества психологов. Так что наврать, что интересуешься гештальт-продажами, было бы неправильно. Гораздо надежней — прикинуться странствующим идиотом неясной сексуальной ориентации. Женщины любят быть снисходительными к «милым недостаткам», да и грех обижаться на такого клиента, который не пристает, не зовет в номер на шампанское. Бронь на красивого мужчину с экзотическим именем Ласло сама по себе была приглашением к разговору.
— Журналист, писатель, критик? Каким ветром в наши края? — яркая тридцатилетняя дежурная привычно кокетничала с одиноким вновь прибывшим.
— Почти угадали, я — вольный художник, — на ходу сочинял Глеб, заполняя в карточке совершенно дурацкую строку — цель приезда. — Прибыл по совету товарища, вернее — двоих друзей, которые замечательно провели время вместе, наслаждаясь природой и гостеприимством персонала. |