Кто-то во всеуслышание высказал предположение, что это неуместная шутка. Зная взаимную любовь, которую питали друг к другу Трауб и его секретарша, в это было легко поверить, тем более что первой жертвой жестокого розыгрыша стала именно фройляйн Дитц. Шутнику предложили перестать валять дурака, вылезти из шкафа и полюбоваться, до чего довели его дурацкие шуточки.

Шутник никак не отреагировал на это предложение: он продолжал полулежать в шкафу в дьявольски неудобной позе, сохраняя полную неподвижность, и присутствующие усомнились в том, что он жив. Ноги у него были туго и очень умело стянуты длинным кашемировым шарфом Эрнста Трауба, а на брюках темнело большое влажное пятно, служившее источником запаха, который столь неприятно поразил открывшую шкаф секретаршу.

Вслед за каретой "скорой помощи" была незамедлительно вызвана полиция, после чего кто-то отважился наконец снять с лежавшего в шкафу человека дурацкую маску. Обнаружилось, что человек этот был не кто иной, как торговец недвижимостью Эрнст Трауб собственной персоной. Глаза его были заклеены липкой лентой, рот заткнут резиновым кляпом на цепочке, какие используют порой в своих сексуальных забавах садомазохисты, из каждого уха торчало по изрядному клоку ваты; он, как и его секретарша, пребывал в бессознательном состоянии, но был, вне всякого сомнения, жив. Кто-то благоразумно предложил дождаться полиции и медиков, чтобы, как он выразился, не исказить картину преступления. На самом же деле было понятно, что человеку просто не хочется пачкать руки и вообще встревать в историю из-за какого-то Трауба и его дуры секретарши.

Ничто так не способствует пробуждению в человеческой душе благородства и прочих высоких порывов, как высказанное кем-то другим в присутствии дам и коллег по работе малодушие. Раздался целый хор негодующих возгласов, после чего пострадавшего общими усилиями наконец-то извлекли из шкафа, уложили на пол и освободили от липкой ленты. Сделать это оказалось несложно, поскольку Трауб оставался без сознания и ничего не чувствовал.

Затем ему развязали ноги и вынули изо рта густо заслюнявленный кляп, а из ушей – вату. Освободить руки оказалось сложнее, поскольку они были скованы наручниками – опять же, не полицейскими, а такими, какие можно приобрести в секс-шопе, с мягкими прокладками внутри, предохраняющими запястья адептов нетрадиционного секса от возможных повреждений.

Кто-то предложил вызвать слесаря, но тут обнаружилось, что ключ от наручников прикреплен к галстуку герра Трауба обыкновенной канцелярской скрепкой. Тут как раз подоспел нашатырь и прибыли медики и полиция. Трауба погрузили на носилки и увезли, фройляйн Дитц привели в чувство; полиция опросила свидетелей, записала их показания и велела очистить помещение, после чего вплотную взялась за секретаршу.

Фройляйн Дитц знала немного, но все-таки больше, чем зеваки, вынувшие ее начальника из стенного шкафа. Она рассказала, что накануне вечером Трауб остался в конторе, чтобы дождаться клиента, фамилия которого, как ей казалось, была не то Шульц, не то Шмерц, не то и вовсе Хайдель. Сверившись с блокнотом герра Трауба, полиция выяснила, что клиента звали Пауль Шнайдер и что назначено ему было на шесть.

Затем секретарша поведала полицейским, как, явившись сегодня утром на работу, она обнаружила машину шефа на стоянке внизу, как вошла в незапертый офис и, наводя порядок на столе Трауба, нашла в мусорной корзине игрушечный пистолет, с виду точь-в-точь как настоящий. Он был немедленно извлечен из корзины, подвергнут тщательному осмотру, признан действительно игрушечным, отнесен к разряду улик и упакован в полиэтилен для последующего дактилоскопического исследования.

Каким именно образом фройляйн Дитц наткнулась на своего шефа в стенном шкафу, уже не представляло интереса. Секретаршу поблагодарили за помощь следствию, посоветовали закрыть контору и отправляться домой, после чего полиция отбыла – частично в участок, частично в больницу, откуда уже сообщили, что пострадавший пришел в себя и готов дать показания.