Изменить размер шрифта - +
Генерал бросился к телефону и попытался набрать номер Глеба. Пальцы дрожали, не попадали в маленькие выпуклые кнопочки. И генерал Судаков, чертыхаясь, отбросил телефон от себя. Отбросил так, словно тот был взрывоопасен и мог разлететься на куски прямо в руках.

– Принеси мне кофе, – приоткрыв дверь, распорядился генерал, – и свари покрепче.

– Вам нельзя, товарищ генерал.

– Я тебе сказал, – рявкнул Судаков, – выполняй! Рассуждать будешь потом. Я сам знаю, что мне можно, а чего нельзя, – генерал, хлопнув дверью, закрылся в кабинете.

А помощник сразу отправился к полковнику Крапивину и обо всем рассказал.

– Что же с ним такое? – сокрушенно покачал головой Крапивин.

– Не знаю, не знаю. Но он взбешен. Я его таким впервые вижу.

 

 

Правда, были среди подследственных и люди вполне достойные. Следственный изолятор – это не зона, сюда попадают и невиновные.

Приучив себя к такой мысли, надзиратель стал относиться к своей работе немного сдержаннее. Теперь он каждого, кто находился под следствием, пытался представить себе ни в чем не виновным. Так было легче жить. Но все равно, оставался на душе неприятный осадок. Тем более, и размер зарплаты не прибавлял хорошего настроения. Хотелось побыстрее расквитаться с этой работой и перейти на другую. Но ему знакомые все обещали-обещали, и дальше этого дело не двигалось. А жить хотелось на широкую ногу.

В то роковое для него субботнее утро надзиратель позавтракал безо всякого аппетита. Что-то говорило ему: день сегодня выдастся неприятный. И было бы лучше отправиться не в СИЗО, а хотя бы к родителям в деревню, а еще лучше – к друзьям из охранного агентства, хоть на время да почувствовать себя человеком.

Но служба есть служба, ничего не поделаешь. Некоторые из его товарищей-сослуживцев приходили на работу в форме, но он предпочитал ходить в гражданском, оставляя после дежурства китель, брюки и сапоги в небольшом металлическом шкафчике, запиравшемся на ключ.

Утренний город еще дышал свежестью, по улицам в основном проносились троллейбусы, автобусы, неприглядные машины отечественного производства.

Иномарок попадалось куда меньше, они обыкновенно появлялись где-нибудь после девяти-десяти часов утра. У солидной публики рабочий день и начинается позже, и кончается далеко за полночь.

Его ждали: тряска в разбитом трамвае, где вместо двух задних стекол были вставлены ржавые листы жести, затем метро, две пересадки, троллейбус… И вот наконец надзиратель вышел на остановке, носившей отнюдь не романтичное название – «Улица Индустриальная». Следственный изолятор располагался на окраине Москвы в глубине промышленной зоны, вдалеке от магистрали. Так оно и должно быть – не стоит подобное заведение выносить на людские глаза, не нужно лишний раз напоминать: «От сумы и от тюрьмы не зарекайся», хватает и нищих в переходах, чтобы проиллюстрировать первую часть пословицы. Конечно, неудобно идти пешком до места службы еще с полкилометра, но зато это расстояние позволяло отрешиться от каждодневных забот, настроиться на другой лад, словно попадал ты в тихий провинциальный город, где из всех благ цивилизации самое примечательное – троллейбус. Вдоль узкого тротуара тянулся однообразный, серый, собранный из секций, бетонный забор, с другой стороны проезда уже вовсю успели разрастись постриженные в прошлом году кусты. Теперь их свежие, еще мягковатые ветки практически загородили весь тротуар, нависли над ним, стелились над самой землей.

Солнце припекало, воздух уже нагрелся, дрожа прозрачным маревом над недавно положенным, еще черным, а не серым, как обычно в городе, асфальтом.

«Даже воздух тут, и тот чище… если ветер дует со стороны кольцевой…»

Надзиратель свернул за угол и тут же увидел серебристый джип с тонированными стеклами.

Быстрый переход