– Подожди, – он подтянул штаны и, морщась, приблизился к двери.

– Тут вам передали… Жена… – надзиратель зашелестел газетой и просунул в камеру обтекаемую трубку радиотелефона.

Шанкуров отшатнулся от нее, как от ядовитой змеи.

– Не надо мне этого, забери!

– Но жена просила, – надзиратель уже боялся, вдруг кто появится в коридоре и застукает его на должностном преступлении.

– Забери, я сказал! – Шанкуров только что не крестился.

От растерянности надзиратель чуть не выпустил трубку из рук.

– Забери, она тебе все равно заплатит.

Эти слова успокоили тюремщика, и он вновь упаковал телефон в засаленную газету. «Хрен их поймет, – надзиратель вышагивал по длинному коридору, заложив руки за спину. – Деньги платят, а услугами не пользуются. Какая муха его в задницу укусила?»

Надзиратель, резко остановившись, распахнул смотровое окошко одной из камер. Но там уже слышали его шаги, и поэтому внутри царил идеальный порядок.

Хотя там только что играли в карты.

– Прекратить громкие разговоры! – вкрадчивым шепотом распорядился надзиратель и с грохотом захлопнул металлическую задвижку окошка. Он мог бы подкрасться и незаметно, как это любил делать его напарник, прихватывавший на службу пару старых подбитых войлоком тапочек, но почему-то обычно примерял себя к своим подопечным и старался выглядеть в их глазах лучше, чем был на самом деле. Шанкуров же тем временем стоял, прильнув ухом к металлической двери, и прислушивался к удаляющимся шагам надзирателя. На его губах появилась недобрая ухмылка, обнажившая зубы.

– Ишь чего захотел, – шептал Аркадий Геннадьевич, – это не мне передачка, а тебе. Ничего, пройдет немного времени, и поймешь, что к чему. Шанкуров встал посреди узкой камеры и начал делать зарядку. Находясь в следственном изоляторе, он, как ни странно, поправил свое здоровье. Если раньше мышцы его были дряблыми и он даже на третий этаж поднимался с трудом, то теперь, от нечего делать, он каждые полчаса отжимался до изнеможения, приседал сначала на двух, а теперь уже мог присесть и на одной ноге, вторую выпрямив, делая «пистолетик». Он любовался собой и жалел лишь об одном – в камере нет зеркала, чтобы увидеть свое отражение.

– Раз, два, три… десять… пятнадцать, – считал Аркадий Геннадьевич, нагибаясь к полу. С каждым наклоном он все увереннее припечатывал ладони к цементу, – Разговорчики, видите ли, ему понадобились! Все, не будет больше никаких разговоров, ясно?

Аркадий Геннадьевич поверил в свои силы. Теперь ему казалось, что, выйдя отсюда, он уже никогда больше не прикоснется ни к алкоголю, ни к сигаретам. Он страшно гордился тем, что у него лежит пачка с десятью сигаретами и сегодня он позволит себе выкурить только три, несмотря на то, что ровным счетом нечего делать.

«А Анжелика молодец, – думал Аркадий Геннадьевич, – вот уж никак не мог предположить, что она такая деловая! Нет, не зря я вытащил ее из мотеля, не зря вбухал в нее уйму денег. Если она сумеет мне помочь, то ей вообще цены не будет, – Шанкуров замер, прислушиваясь к тому, как быстрее побежала по жилам кровь. – Если бы сюда еще и девок можно было приводить – вообще бы никогда на волю не запросился. Не люблю я эти застолья, нудные разговоры. Никак не решался забросить дела, а нужно было послать всех к черту, забрать деньги из оборота и жить в свое удовольствие». Шанкуров медленно разводил руки в стороны, затем опускал их и резко выдыхал, восстанавливая дыхание.

– Ну, если у меня теперь и этот финт получится, – мечтательно пробормотал себе под нос Аркадий Геннадьевич, – то…Он не договорил, опустился на пол и принялся отжиматься.