— Мам… Кончай, а? Ну правда, надоело… Нет, хорошую отмазку, конечно, придумала. Не вижу, не слышу, не могу, не умею. Все это ерунда, мам. Все ты умеешь.

— Слав… Я знаю, что говорю… Мне страшно, Слав. У меня внутри дрожит все от страха, даже плакать не могу. Вот, посмотри… — Отчаянным жестом вскинула руки, вытянула их перед собой. Пальцы и впрямь ходуном ходили. И лицо дрожало, и зубы выбивали звонкую дробь.

— Ну, вижу… И что? Ты просто замерзла, мам… Говорю же, давай чаю сделаю.

— Слава, Славочка… — Уже не контролируя себя, закрыла лицо ладонями, завыла-запричитала через хлынувшие слезы. — Мне правда очень плохо, Славочка… Я не понимаю ничего, что происходит? Мне плохо и страшно, я не могу, не могу…

— Мам, прекрати. Возьми себя в руки. Пожалуйста.

— Да… Да, сейчас…

Задержала в себе воздух, стараясь унять рыдание. Бесполезная попытка, все равно рыдания вырвались наружу, еще и тело дернулось в отвратительной конвульсии. Легко сказать — прекрати… Как это прекратить, если оно неуправляемо?

Славка подскочила, ринулась к шкафчику с аптечкой, бормоча себе под нос что-то сердитое. Наверное, пузырек с валерьянкой найти не могла. Зато вскоре понесся по кухне отвратительный запах корвалола — откуда она его выкопала? У нее на корвалол вообще аллергия!

— Мам, вот! — бухнула перед ней на стол стакан с мутным вонючим снадобьем. — Выпей залпом, через силу! Что-то я сплоховала с твоей реакцией-то… Не подготовилась заранее…

— Слав! Ну почему ты со мной так, а?

— Да как, мам?

— Насмешливо… Жестоко…

Славка вздохнула, опустила плечи, глядела на нее долго, молча. Потом тихо заговорила, осторожно пробираясь интонацией по словам, как сапер по минному полю:

— Нет, мам, ты не думай, что я такая уж прям… бесчувственная. Нет, я все, все понимаю… И мне тебя правда очень жалко. Но… Если я сейчас начну тебя жалеть, ты совсем расклеишься, мам! А тебе нельзя! Не требуй от меня жалости и сама себя не жалей! Быстрее в себя придешь и жить начнешь, как все!

А ее уже прорвало. Мерзкое чудовище колотилось внутри, зверствовало отчаянием. Пытаясь сдержать дрожь, обхватила себя руками, задышала прерывисто.

— Ой, ну мам… Ну все, прекрати, не надо… — протянув через стол руки, принялась оглаживать ее по предплечьям Славка. — Ну, ушел, ну подумаешь, и бог с ним… Тысячи женщин через это проходят, и ничего, не умирают…

— Я… Нет… Я не смогу… Я точно знаю, что не смогу одна…

— Мам, ну хватит! Что мы об одном и том же! А еще спрашиваешь, почему папа вот так ушел! Да потому и ушел… Разве с тобой можно нормально поговорить? Ты же никого, кроме себя, не слышишь! Для тебя же главное — это твои придуманные страхи, твоя фантазийная немощь! Выставляешь их впереди себя, как оружие! А только это не самое хорошее средство, к твоему сведению, этим около себя мужчину не удержишь… Ему не бабья немощь нужна, а наоборот, сила и ласка. И не страхи, а смелость. Такая вот обратная реакция получается… Да ты хоть знаешь, мам, к кому он ушел? Ты же меня не спросила даже!

— И… К кому?

— К Валентине.

— Кто это — Валентина?

— Ну, ты даешь… Это ж его работодательница! Ну, которую он на машине возит!

— Погоди… Это что же… К Вассе Железновой?!

— Ну да… Я и забыла, что у нее такое прозвище смешное.