«Вряд ли такой подход устроит феминисток, — подумал Кармайн. — Им подавай настоящую интеграцию — парни и девушки на одном этаже. А почему, собственно? Неужто настолько ненавидят мужчин, что хотят сделать их жизнь совершенно невыносимой?»

— Если не ошибаюсь, «Корнукопия» пожертвовала средства на строительство женского колледжа.

— Так и есть, но построят его только через три года, — сказал Маркус Черуски, вероятно, являвшийся специалистом по средневековым рукописям или чему-нибудь не менее экзотическому; Данте-колледж славился учеными с необычными интересами.

Маркус открыл дверь, и они ступили в большую комнату, обшитую темными деревянными панелями. Большую часть стен занимали изготовленные на заказ шкафы с книгами — все корешки одной высоты!

— Вот кабинет декана.

— Где все и произошло, — добавил Кармайн, глядя по сторонам.

— Именно так, капитан.

— Четверо студентов, которые при этом присутствовали, сегодня здесь?

— Да.

— А жена декана, доктор Полина Денби?

— В своем кабинете.

Кармайн заглянул в свою записную книжку.

— Пришлите сюда, пожалуйста, мистера Теренса Эрроусмита.

Доктор Черуски кивнул и вышел, оставив Кармайна осматриваться в одиночестве. Судя по всему, хозяин кабинета перед смертью сидел в большом кожаном кресле у письменного стола: персидский ковер под креслом, а также сиденье и один подлокотник имели зловещие пятна.

Тут в дверь постучали, и Кармайн, обернувшись, увидел в проеме живой типаж будущего ученого — сутулая спина, опущенные плечи, совершенно непримечательное лицо с бесцветными глазами за толстыми линзами очков, пухлые малиновые губы. Юноша часто дышал, пальцы на дверной ручке слегка дрожали.

— Мистер Теренс Эрроусмит?

— Да.

— Я капитан Кармайн Дельмонико. Сядьте, пожалуйста, на то же место, где вы сидели, когда умер доктор Денби.

Теренс молча подошел к одному из кресел, опасливо примостился на краешке и уставился на Кармайна как кролик на удава.

— Расскажи мне все подробно, как если бы я еще ничего не знал. С самого начала, включая причину, по которой вы здесь оказались.

С минуту юноша молчал, потом, облизнув свои невероятно красные губы, начал:

— Декан называет это «кофе по понедельникам». Мы все пили кофе, кроме него самого. Он предпочитал жасминовый чай из какой-то лавки в Манхэттене и никому его не предлагал, даже если кто-то упоминал, что тоже любит чай с жасмином. Декан говорил, он страшно дорогой и нам не стоит к нему привыкать, пока мы не станем по меньшей мере старшими научными сотрудниками.

«Забавно, — подумал Кармайн. — Вовсю демонстрирует свои аристократические пристрастия, а гостям даже попробовать не дает. Судить пока рано, но, похоже, декана было за что недолюбливать».

— Приглашались только старшекурсники, — продолжал студент. — Я учусь на последнем курсе, а потому бывал у него довольно часто, да и не я один. Мы вели неформальные беседы в узком кругу. Сам декан — специалист по Данте, и все мы, кто занимался итальянским Ренессансом, ходили у него в любимчиках. Тех, кто изучал Гёте или современную литературу вроде Пиранделло, он не приглашал.

«Парень попался дотошный, — подумал Кармайн. — Расскажет все в деталях».

— Я пишу курсовую по Боккаччо, и доктору Денби моя работа нравилась. Встречи он назначал каждые две недели, по понедельникам. К сожалению, он совершенно не обращал внимания на время, так что мы иногда опаздывали на утренние занятия и нас не пускали.