Изменить размер шрифта - +
Оба живы, но такие тяжелые… Алевтина Валентиновна в себя не приходит, возможно, и не придет — у нее две пули из живота удалили. Валерий Леонидович в сознании, но говорить не может — пуля пробила позвоночник, он парализован…

Она ревела так, что Вадиму приходилось ее успокаивать. У множества людей сломалась жизнь после этой проклятой свадьбы…

— Ты ведь голодный, — вспомнила девушка и вытерла глаза. — Ты хоть что-нибудь ел за эти дни?

— Нет, Настя… — отозвался Вадим.

— Я сейчас соображу покушать…

— Не надо, — он схватил ее за руку. — Не могу я есть, Настюха, кусок в горло не лезет, не переводи добро.

— Но как же так? — Она растерялась.

— Нормально все. Ты же не хочешь, чтобы меня тут стошнило на пол? Лучше водички принеси…

— Да, да, я сейчас. — Она засуетилась. — Заодно звоночек один сделаю…

Девушка вернулась через пару минут. Вадим уже поднялся, сидел на кровати, сжимая голову. Она загрузила ему в рот горсть таблеток, сунула ковшик с колодезной водой. Он жадно пил, давился, вода стекала на колени.

— В ментуру звонила? — пошутил Вадим.

— Спасибо, дорогой, — обиделась Настя. — И это за то добро, что я…

— Шучу я, Настеныш… Прости, это даже не шутка, это тупость какая-то…

— Я Шершню звонила. Сейчас примчится.

— С Шершнем все в порядке? — встрепенулся Вадим.

— Да чего с ним сделается, — отмахнулась Фрикаделька. — Живой он, по башке прикладом получил, небольшое сотрясение мозга, только на пользу. Люди рассказывали, — она пыталась улыбнуться, — что Шершень успел в кого-то камнем засадить, а потом ему так засадили, что он под скалу брыкнулся…

Шершень примчался минут через пять — влез в окно, наспех одетый, бледный, с трясущейся губой. Кинулся к Вадиму, тоже стал его щупать, словно тот был каким-то раритетом, способным принести удачу.

— Фу, живой… — в изнеможении опустился рядом. — Ну, ни хрена себе кунштюк, жили не тужили, называется… Слушай, Вадим, ну, это трэш какой-то, до сих пор не могу это дело в башку затолкать.

— Ты в курсе, что творится? — спросил Вадим.

— Весь Карагол, блин, в курсе… — зачастил Шершень. — Трижды на допрос приглашали — дважды по беглым зэкам, а в третий — по тебе и местам, где изволит отсиживаться ваше высочество. Могут за домом наблюдать, но я как будто проверился, огородами шел, на рожон не лез. Здесь глухо, Вадим, тебе отсюда надо ноги делать. Знаю, что все у тебя хреново, но ты помни, приятель, что выхода нет только из гроба. Зэки драпанули с зоны под Клюевкой — на шару ломанулись, внаглую, воспользовались внезапностью и неурочным временем. Полдень ведь — какие, на хрен, побеги? Напали на караулку, когда там только четверо было, забрали оружие, двоих прирезали, двоих — с собой, типа заложники, грузовиком пробили ворота, и в бега… Цирики аж облезли от такого нахальства. Снарядили погоню, а те в лесу машину бросили, заложников прикончили и давай пешим порядком на запад пробиваться… Их бы в натуре взяли, Вадим, кабы не наша «Чайка». Уплыли из-под самого носа. Мимо Карагола пролетели — эта посудина такая быстрая… А дальше — куча извилин… тьфу, излучин, места глухие, только туристы изредка. Их гнали на полном серьезе — с вертолетами, с катерами, вояк согнали сотни три. Бесполезно. Как корова языком слизала. Сегодня днем нашли нашу «Чайку» — стоит, пришвартованная в бухточке, с вертолета не видно, потому что скала нависает, на судне только труп капитана Черняги — хомут на беднягу надели… Это километрах в сорока от Карагола.

Быстрый переход