Теперь Гоша слышал лишь приглушенные звуки, которые, сорви повязку с лица Комара, заглушили бы проспект Кутузова в час пик.
Этот хруст заставил Гошу покрыться ознобом. До сих пор он считал, что все закончится испугом Комара.
Он вспомнил, как с тем же звуком от мерзлой куриной тушки отделяется окорочок…
Толкнув Комара ногой, Членорез вытер о майку на его лице нож, прошел к себе, лег, и через полминуты Гоша услышал сочный, неподдельный храп.
Глядя, как двое шнырей перетягивают запястье Комара и волокут его, потерявшего сознание, к выходу, он снова потрогал мочку уха.
Скрипнула кровать рядом. В свете зажигалки взорвалось облачко дыма. Бесилов курил не переставая. Но теперь запаха дыма не чувствовалось. В проходе меж их кроватей пахло свежей кровью.
– Так что там с нефтью-то? Как ее ищут?
И Гоша рассказал.
– Это глупо! – вскричал он. – Глупо! Нельзя спускаться так долго!
И в этот момент лестница качнулась, словно кто-то, стоящий внизу, взялся за нее обеими руками и изо всех сил качнул…
Странный гул пронесся мимо Гоши и ушел вниз, как в бездонную трубу.
«Эхо!» – пронеслось в голове его, и он, понимая, что взглянуть на часы нельзя, начал считать вслух.
Он ждал возвращения шума снизу. Эхо не могло не вернуться. Но планам его не суждено было сбыться. Где-то высоко над ним раздался еще один звук. Металлический скрежет, который затих так же неожиданно, как и возник. Теперь считать секунды не имело смысла. Ушедший вниз второй звук встретился с первым, и они поглотили друг друга.
Вытянув в сторону руку, он прикоснулся к стене. Металлическая поверхность, холодная и сухая.
Ступив на выгнутую ступень, он почувствовал, как нога соскользнула, и он пошел вниз, в темноту…
Руки его уже не слушались. И поэтому Гоша не понял, как случилось, что, когда он открыл глаза, обе его ступни по-прежнему твердо стояли на ступенях, а руки сжимали ступени так, что разжать их мог только он сам.
У него не было с собой ни спичек, ни предмета, который, когда бы были спички, можно было ими зажечь. Гошу окружала темнота, которая бывает в засыпанном землей гробе. Никогда раньше не страдавший клаустрофобией, он вдруг почувствовал, как неуверенно стукнуло сердце. Словно засомневавшись, есть ли смысл работать дальше. И ноги сразу стали ватными, а руки – словно он отлежал их во сне.
Гоша понял, как глупо сейчас его присутствие на Земле. Или – в ней… Он твердо стоит на ногах, он удерживается руками, но стоит расслабиться – и полетит вниз.
Как далеко – вниз?..
В тоннеле было, в отличие от нижней палубы, прохладно, но запах – его невозможно было спутать ни с каким другим – проржавелое железо и засохшее, покрывшееся пылью машинное масло. Гоше вдруг подумалось, что он до сих пор в метре от расположенного над его головой люка, и по мере того как он спускается, лестница на такое же расстояние поднимается. Чтобы избавиться от наваждения, он поднял руку. Пустота. Он шагнул наверх. Пустота. Еще десять шагов наверх. Вытянул руку – пустота.
Хотя не факт. Он может быть в пяти метрах под люком, и когда он поднимается, лестницу, наоборот, опускают…
– Я потерял над собой контроль, – твердо сказал Гоша. Прижав лоб к куску арматуры, он минуту стоял неподвижно.
– Но у всего есть начало и есть конец.
Третьей фразы от себя ему пришлось ждать только через четверть часа.
– Ты боишься идти вниз… Подумай над этим конструктивно. Лестницу делали люди. Лестница – не луч света. Но и тот имеет свой конец. Возможно, ты стоишь в пяти метрах над тем местом, где она заканчивается. Так разумно ли подниматься при этом наверх?
Он наконец-то озвучил то, над чем думал четверть часа – Гоша хотел подняться. |