Усаживаясь на свое любимое место среди лебединых подушек и одновременно отряхивая брюки, Глеб задумчиво посмотрел на Виталика:

— А ты ведь сегодня мало спал, дружище…

Виталик отмахнулся от него, не отвлекаясь от плиты.

— Говорю же, наши гаврики почти до часу ночи тут колобродили. Тебя через раз вспоминали. Я ведь, честно скажу, боялся, что ты уедешь, а у нас все так и останется. Думал ведь, что ты волну-то поднять поднял, про наши взаимоотношения, а кто дальше расхлебывать будет? Тебе с вареньем?

— Виталь, на твой взгляд, все получилось?

— Легче всем стало и мне тоже. Говорили-то под конец мы про разное, планы строили, как на рыбалку вместе выбраться, Марек в гости приглашал к себе всех, семьями. Сегодня он за какими-то лекарствами для Назара в Москву поедет. Галине, чувствую, недолго осталось королевствовать-то. А может, и нет… Не знаю. Как они сами решат.

— У тебя-то Серый деньги брал?

Панас поджал губы:

— Ты же говоришь, что все, проехали, а сам… Ну дал я ему тыщу. В апреле, с получки. На улице около Дома культуры его встретил. Жалко было очень, вот я и дал. Тыщу рублей. А чего тут такого стыдного-то?

— Ничего, не кипятись. С деньгами на похороны я уже все решил, так что ты особо-то не задумывайся над этим, ладно?

Виталик проникновенно тронул Глеба Никитина за руку:

— Может, это Жанка Серого-то… чтобы тот про нее и про Назара никому ничего не растрепал? Баба ведь там, на дачах-то, была, точно, и сковорода — по-бабски, ведь там и ножи еще, правда, ведь рядом были. А? Может же ведь?

— Виталик, все кончено! Не выдумывай ты ни про кого ничего больше!

— Все! Больше не буду!

Продолжая наблюдать, как Виталик возится у маленького столика с чайниками, сооружая густую заварку, Глеб по трехдневной привычке подошел к балконной двери:

— Послушай, ты поклясться можешь?

— Чего?

— Клянись своими дочками и женой, что никому и никогда даже и намекнешь на то, что я тебе сейчас скажу!

— Ну, Глеб, ты загнул, девчонками я еще клясться буду! А Антонина моя вообще этих споров да пари разных не одобряет…

Внимательный взгляд капитана Глеба не дал Виталику закончить решительную фразу.

— А чего ты хотел сказать-то мне, а?

— Обещаешь?

— Ну…

— Тогда я сам предупрежу тебя. Проболтаешься — не будет счастья твоим дочкам и я к тебе больше никогда не приеду!

— Боже мой, да что ты еще такого ужасного-то знаешь!

— Про Серого. Он ведь сам повесился.

Не закончив процедуры с заваркой, Виталик растерянно присел.

— Ну вот! Все темно опять как-то, непонятно. Ты же вчера говорил, что…

— Включи голову, Виталь! Пойми ты наконец, что это наш Серега устроил взрыв!

Глеб нагнулся к Виталику и начал говорить тише:

— Никто из наших, вообще никто, не должен об этом знать! Пусть остается все как есть — случайность, старая мина и прочее. Но ты-то должен знать, что со взрывом связан Серый!

— Значит, на поминках ты говорил об этом все-таки по-настоящему, а вчера нарочно меня придуривал, да?

— Ну я же извинился уже… Если хочешь, извини еще раз.

— Нет, подожди… Я чего-то никак не соображу.

Виталик сдвинул брови и прикусил губу.

— Значит, ты точно знаешь, что Серега подложил взрывчатку мужикам в костер? А зачем ему это?

— Да, ты прав.