|
Серые нити, свернувшись, валялись на полу, свисали петлями со стен, тянулись над ларцами с сокровищами и шелковыми диванами, болтались гирляндами с утыканного самоцветами потолка. Благодаря острым глазам и врожденной ловкости Конан до сих пор ухитрялся уворачиваться от паутины, хотя липкие нити не раз пролетали совсем близко от него. Он знал, что долго ему не продержаться. Ему приходилось постоянно помнить о тех, что свисали с потолка, и о тех, что лежали букетами на полу. Рано или поздно одна из этих веревок змеей захлестнет его, и он, беспомощный, спеленутый, как мумия, будет преподнесен чудовищу на блюдечке. Паучина промчался по полу комнатки и протянул за собой серую нить. Конан перескочил через диван. Нечисть тут же развернулась и понеслась вверх по стене. Нить извивалась за ним и билась, рассекая воздух, точно живое существо, и задела щиколотку Конана. Киммериец схватился за петлю, отчаянно дергая ее, и тут же приклеился ладонями. Веревка держала его эластичными тисками, словно превратившись в пиявку. Волосатое отродье дьявола снова сбежало по стене вниз, готовое обрушиться на пойманную добычу. И своем отчаянии варвар изо всех сил ухватился за ларь с сокровищами и бросил его в паука. Необычный метательный снаряд придавил туловище паука к стене. Послышался отвратительный треск. Брызнули кровь и зеленоватая слизь, и размозженное тело вместе с разбитым в щепы сундуком повалилось на пол. Сверкающие драгоценности, переливающиеся всеми красками, лежали вместе с раздавленным черным туловом. Волосатые лапы еще судорожно подергивались среди изысканнейшей роскоши, и умирающие глазки пылали багрянцем среди блеска рубинов. Конан огляделся, но никаких кошмарных тварей больше не показывалось. Так что он принялся без помех освобождаться от липких нитей, упорно цеплявшихся за его руки и щиколотки. Наконец, он был свободен. Конан поднял меч и осторожно стал пробираться к двери среди серых петель и свернувшихся паутинных нитей, лежащих на полу. Какие ужасы ожидали его за второй дверцей — об этом он даже подозревать не мог. Горячая кровь бежала по его жилам. Он зашел так далеко, он столько препятствий преодолел, что теперь и помыслить не хотел об отступлении. Это приключение он доведет до страшного финала и отыщет могущественный драгоценный камень. Он был уверен в том, что среди самоцветов этой комнатки Сердца Слона не было. Он убрал от внутренней дверцы липкие нити и установил, что и этот вход — куда бы он ни вел — тоже не заперт. Конан задавался вопросом, заметили ли солдаты его вторжение. Ну, теперь он находится высоко над их головами, и если правда то, что рассказывают, так они давно привыкли к жутким звукам, доносящимся сверху. Теперь его занимали мысли о Яре, и он шкурой ощущал себя не особенно хорошо, когда открывал вторую золотую дверь. Но увидел лишь ведущую вниз серебряную лестницу, освещенную чем-то таким, чего он не мог разглядеть. Крепко сжимая меч, Конан осторожно стал спускаться по ступенькам. Не услышав ни единого звука, он добрался, наконец, до двери из резной слоновой кости, инкрустированной кровавиком. Он прижался ухом, однако оттуда не доносилось ни шороха. Но примечательные тонкие облачка курений тихо струились из-под нижнего края двери. Странный аромат источали они — Конанов нос никогда прежде не вдыхал ничего подобного. Серебряная лестница уводила дальше в глубину и исчезала во мраке. И снизу не доносилось ни малейшего звука. У Конана возникло неприятное чувство — будто в этой башне, где гнездятся привидения и ужасы, он единственный живой человек. III Осторожно надавил Конан на дверь из слоновой кости. Она беззвучно подалась внутрь. Как воин на чужой территории, готовый к немедленному бою или немедленному бегству, стоял Конан на переливающемся пороге. Перед ним расстилался огромный золотой покой со сводчатым потолком и стенами из зеленого жада. Пол был выложен слоновой костью и местами укрыт толстыми коврами. |
