Затем он продолжил, сказав, что хотел бы поговорить о преступной акции, в авторе которой он не узнает себя, хотя достаточно ясно припоминает себя делающим это. Он процитировал Ницше (Jenseits von Gut und Bose, iv., 68.) : “ “Я сделал это,” - говорит моя Память. “Я не мог этого сделать,” - говорит моя Гордость и остается непреклонной. В конце концов Память уступает”. “Вот,” - он продолжил: “Моя память здесь не уступила”. - “Это потому, что Вы получаете удовольствие от Ваших самоупреков, являющихся средством самонаказания”. - “Мой младший брат - я действительно очень люблю его теперь, и именно теперь он является причиной моего великого беспокойства из-за того, что он хочет сделать то, что я рассматриваю как нелепую вещь; до настоящего времени я думал о том, что собираюсь убить человека с тем, чтобы предотвратить его бракосочетание - ну, мой младший брат и я обычно много боролись в детстве. В то же время мы очень любили друг друга и были неразлучны; но меня прямо переполняла зависть, так как он был сильнее меня и выглядел лучше меня и, следовательно, был фаворитом”. - “Да, Вы уже дали мне описание сцены с завистью в связи с фройляйн Линой”. - “Очень хорошо, затем в некоторой такой же ситуации (это, определенно было перед тем как мне исполнилось восемь, так как я не ходил еще в школу, а в школу я пошел с восьми лет) - в некоторой такой же ситуации, вот что я сделал. У нас обоих были обычные игрушечные ружья. Я зарядил свое шомполом и сказал ему, что если он выглянет из-за бочки, то кое-что увидит. Потом, когда он выглянул, я нажал на спусковой крючок. Я попал ему в лоб, и он не обиделся; а я, на самом деле, сделал ему очень больно. После этого я был почти вне себя, я бросился на землю и спрашивал себя, как только мог я сделать такую вещь. Но я сделал это”. - Я воспользовался моментом провести свое толкование. Если он сохранил воспоминание о такой чуждой для него акции, как эта, он не мог бы отрицать возможность чего-то подобного, о котором он совершенно забыл, случившегося в более ранние годы в отношении его отца. - Затем он заявил мне, что он осознавал себя чувствующим другие мстительные импульсы, в этот раз в отношении дамы, которой он так много восхищался и чьего образа он рисовал яркую картину. Могло быть правдой, что она не могла любить легко; но она сохраняла всю себя для одного человека, которому однажды она стала бы принадлежать. Она не любила его. Когда он стал осведомлен об этом, у него в мыслях оформилась сознательная фантазия о том, что он очень разбогател и женился на другой и затем бы дал той даме знать об этом для того, чтобы ранить ее чувства. Но здесь его фантазия разбивалась из-за того, что он был вынужден признаться себе, что другая женщина, его жена, ему совершенно ни к чему; затем его мысли спутывались, и, наконец, становилось совершенно ясно, что эта другая женщина должна была бы умереть. В этой фантазии, так же как и в случае с братом, он узнавал качество малодушия, которого он особенно страшился. (Это его качество найдет объяснение позже.) - В дальнейшем ходе нашей беседы я обратил его внимание на то, что он может логически рассматривать себя как ни в коей мере не ответственного за все эти черты своего характера; так как все эти предосудительные импульсы зародились в его детстве, и были только дериватами его инфантильной личности, переживаемыми в его бессознательном; а он должен знать, что принцип моральной ответственности не может быть применен к детям.