И тогда тебе придется говорить, крича от боли.
Ее подушка была мокрой от пота.
— Я не знаю, ничего не знаю.
— Говори.
— Я ничего не знаю.
Ее начинала бить дрожь: сперва слегка, а затем все сильнее и сильнее, и вот она уже содрогалась всем телом.
— Вот видишь, Анжела, это уже начинается.
Она скрипела зубами.
— Мне все равно.
— А дальше будет еще хуже.
— Нет… нет… нет…
Вынув из кармана ампулу с морфином, я положил ее на тумбочку перед ней.
— Говори.
Дрожь стала еще сильней, она начинала биться в судорогах. Кровать под ней сотрясалась. Наверное мне было бы жаль девушку, если бы только я не знал, что она сама вызывает в себе эту реакцию, что я не вводли ей ни капли налорфина.
— Анжела.
— Ладно, — сказала она, задыхаясь. — Это сделала я. Мне пришлось это сделать.
— Почему?
— Из-за шмона в клиннике.
— Ты воровала из операционной?
— Да… не много, совсем немного… но мне хватало…
— И как долго?
— Три года… может быть четыре…
— И что случилось потом?
— Роман обворовал больницу… Роман Джоунз.
— Когда?
— На прошлой неделе.
— И?
— Тогда начали шмонать. Они проверяли всех…
— И поэтому ты перестала воровать?
— Да…
— И как ты стала обходиться тогда?
— Я пробовала покупать у Романа.
— И?
— Ему нужны были деньги. Много.
— Кому в голову пришла идея об аборте?
— Роман.
— Чтобы получить деньги?
— Да.
— Сколько ему было нужно?
Ответ был мне уже известен. Я ожидал услышать то, что она сказала в следующее мгновение.
— Триста долларов.
— И ты сделала аборт?
— Да… да… да…
— А кто был вместо анестезиолога?
— Роман. Это было не трудно. Тиопентал.
— И Карен умерла?
— Когда она уходила, было все в порядке… Мы сделали это на моей кровати… все это… Все было в порядке, все… на моей кровати…
— Но потом она умерла.
— Да… Господи, ну сделайте хоть что-нибудь…
— Сейчас, — сказал я.
Я снова набрал в шприц воды, выпустил воздух, пока из иглы не брызнула тонкая струйка и снова ввел воду в вену. Она сразу же успопоилась. Дыхание ее замедлилось, стало более расслабленным.
— Анжела, — сказал я, — это ты сделала аборт?
— Да.
— И Карен умерла от этого?
— Да.
Голос ее был глухим.
— Ладно, — я погладил ее по руке. — Теперь можешь отдохнуть.
— Ну как, доктор? Анализы…
— Замечательные, — сказал я. — Она обязательно поправится.
— Слава богу, — сказал он, стоя передо мной, уныло опустив плечи.
— Да, — сказал я.
Нортон Хаммонд пронзительно взглянул на меня, а я избегал встречаться с ним взглядом. Мне было чертовски плохо; страшно болела голова, и временами мне начинало казаться, что я теряю зрение. Особенно на правый глаз.
Но все-таки кто-то должен был поставить их в известность. |