В тёмной прихожей Колин швырнул портфель на пол и обрушился на Тессу. Сноп света, падавший сквозь витражное оконце над дверью, прихотливо окрашивал его взволнованную, круглую, лысеющую голову то в кроваво-красный, то в мертвенно-голубой цвет.

— Теперь ты видишь? — кричал он, размахивая длинными руками. — Нет, ты видишь, с чем я вынужден иметь дело?

— Вижу. — Она вытащила из коробки под зеркалом большой ком бумажных салфеток, вытерла лицо и высморкалась. — Да, вижу.

— Он на нас плюёт!

Тут Колин и сам разрыдался, громко и сухо кашляя, как ребёнок с крупозным воспалением лёгких. Тесса бросилась к нему и обхватила руками на уровне пояса — маленькая и пухлая, она при всём желании не дотянулась бы выше. Он склонился к жене; она чувствовала, как сотрясается под пиджаком его грудь.

Через несколько минут, осторожно высвободившись, она повела его на кухню и заварила чай.

— Я приготовила для Мэри рагу, надо отнести, — немного погодя сказала Тесса, гладя его по руке. — У неё в доме остановилась половина всей родни. Я скоро вернусь, и мы с тобой пораньше ляжем спать.

Он кивнул и шмыгнул носом; Тесса поцеловала его в висок, направляясь в чулан, где стоял морозильник. Когда она вернулась с тяжёлой обледенелой жаропрочной кастрюлей, муж сидел за столом в той же позе, сжимая в своих больших ладонях кружку и зажмурившись.

Тесса поместила кастрюлю в полиэтиленовый пакет и оставила на кафельном полу в прихожей. Затем она надела мешковатый зелёный кардиган, частенько заменявший ей куртку, но переобуваться не стала. Вместо этого она в мягких тапках неслышно пошла вверх по лестнице, а потом, ступая более свободно, поднялась ещё на один пролёт, в мансарду. За дверью послышалась торопливая возня. Тесса постучалась, давая Пупсу возможность свернуть на мониторе все окна и, возможно, спрятать сигареты, о которых она якобы не знала.

— Да?

Она приоткрыла дверь. Сын, сидя на корточках, с показной сосредоточенностью рылся в школьном рюкзаке.

— Ты другой день не мог выбрать, чтобы прогулять урок?

Пупс выпрямился; худой и длинный, он возвышался над матерью.

— Да был я на этом уроке. Просто немного опоздал. Беннетт меня не отметил. Придурок.

— Стюарт, прошу тебя. Пожалуйста!

У себя в школьном кабинете ей подчас приходилось сдерживаться, чтобы не повышать голос. Вот и сейчас она готова была начать.

«Ты должен принять реальность других людей. Тебе кажется, что реальность — это предмет для переговоров, что она будет для нас такой, как ты скажешь. Ты должен принять, что мы столь же реальны, как и ты; ты должен принять, что ты не Господь Бог».

— Отец страшно переживает, Стю. Из-за Барри. Ты это понимаешь?

— Да.

— Представь: это всё равно что ты бы потерял Арфа.

Он не ответил; выражение его лица почти не изменилось, но она уловила издевательскую насмешку.

— Я знаю, ты считаешь, что вы с Арфом и отец с Барри — это небо и земля…

— Нет, — сказал Пупс, но, как она поняла, лишь для того, чтобы отделаться.

— Мне сейчас нужно сходить к Мэри, отнести кое-что из еды. Умоляю, Стюарт, в моё отсутствие не огорчай отца ещё больше. Прошу тебя, Стю.

— Ну хорошо, — ответил он с полуухмылкой-полуужимкой.

Она почувствовала, что его мысли — не успела она закрыть дверь — стрижами упорхнули совсем в другую сторону.

VI

При свете дня злобный ветер разогнал низкие тучи и с закатом умер. Через три дома от Уоллов, в доме Моллисонов, Саманта под сильной лампой разглядывала своё отражение в зеркале трюмо, тяготясь тишиной и неподвижностью.