К тому же, тётя Наташа едва ли не ежедневно сокрушалась из-за его судьбы, и строила одну страшную гипотезу за другой.
Конечно же, никто меня в гости не звал, и моему появлению, кроме отца, никто не обрадовался. Женька открыл дверь, увидел меня и недовольно поджал губы. Но в квартиру впустил, правда, забыв поздороваться.
- Пап, - крикнул он, отвернувшись, - Лида пришла!
Из комнаты выглянула его жена с ребёнком на руках, и я вдруг подумала о том, что никогда не видела её одну, без одного из детей на руках или у её юбки. До того, как мы породнились, я её не знала, на свадьбу меня не позвали, и впервые я увидела Иру уже с младенцем на руках, несколько лет назад приехав в короткий отпуск.
Я скинула с ног туфли, надела дежурные тапки, и, не дожидаясь приглашения, прошла на кухню. Взгляд сам собой скользил по стенам некогда родной мне квартиры. Здесь я прожила до восемнадцати лет, считала своим домом, а сейчас ничего не узнавала. Новый ремонт, контрастные обои, видимо, с намёком на определённый дизайнерский стиль, даже мебель в квартире мне незнакомая. Я не переступала этот порог последние три года, это точно.
Отец мне обрадовался. Он смотрел телевизор на маленькой кухне, сидел у окна и пил чай из большого бокала. Меня увидел, поднялся и улыбнулся. А я всё равно отметила отстранённость в его взгляде. Не по отношению ко мне, а, наверное, ко всему происходящему в его жизни. Он ни на что не раздражался и ни на чём не зацикливался. Жил так, как жил. Всё в его жизни сложилось, как считалось, жена, большая семья, дети и уже внуки. Работа, дом и старенький «жигулёнок» в гараже. Он искренне считал, что жаловаться ему не на что. А вот мне было его жаль.
- Лидуня, как я рад. Давно не виделись с тобой. Хочешь чаю?
- Не хочу, пап. – Я присела на табуретку у стола, окинула взглядом маленькую кухню. Стало как-то грустно. – Просто зашла тебя проведать. Какие новости?
- А какие у нас новости? Это в телевизоре новости, а у нас так… - Отец отмахнулся. Меня разглядывал. – Красивая ты стала, Лида. Взрослая такая. Давно тебя не видел, отвык.
Я растянула губы в улыбке.
- Привыкай. Кажется, я надолго приехала.
Отец брови сдвинул, в намёке на тревогу.
- А что такое? Неприятности? Деньги нужны?
- Деньги всем нужны, - философски отозвалась я. – И неприятностей у меня нет. Зато работа неплохая, придётся остаться, поработать.
- Работа – это очень хорошо. С работой сейчас туго. Завод-то мой закрыли. А я рассчитывал, что на пенсию уйду, сторожем туда пристроюсь. А что? Хорошее место, сутки через трое.
- Так нет же уже места, и завода нет. Что ты думаешь?
- Да это я так, по привычке. Попей чайку-то. А то худая какая-то.
- Ну вот, только что говорил, что красавица, а теперь худая.
- Ты всегда красавица. Вся в мать.
Я печально вздохнула.
- Мы с Анькой на кладбище ездили, - сказала я.
Отец мелко закивал, а от меня отвернулся, засуетился вдруг.
- Это правильно, это хорошо. На могилку ходить надо. Я тоже недавно был. – И добавил: - У всех был, всех помянул.
Привычная отговорка. Я знала, что папа частенько бывает на кладбище, но при Луизе всегда рассказывает о многочисленной родне, схороненной на городском кладбище, но никогда о маме.
- А ты часто поминаешь? – спросила я. Отец обернулся, а я взглянула многозначительно. – Странно выглядишь, похудел. И небритый.
Он поскрёб колючий, худой подбородок.
- Так а чего, я же на выходных. На работу пойду, побреюсь. Это обязательно.
- Пап, не пей, - не стала я больше юлить. – Много, по крайней мере.
- А я много не пью. – Отец неожиданно расплылся в широкой улыбке. – Мы с Иванычем такой коньячок настояли, пальчики оближешь! Всё сами, всё экологически чистое.
- Знаю я ваш коньячок, - фыркнула я. |