Если на борту останутся еще люди, обратное путешествие продлится те же семь лет: более высоких ускорений, связанных с сокращением времени полета, они не выдержат. Зачем же обрекать их на это совершенно бесполезный долгий полет, зачем вычеркивать семь лет из их жизни?
Совет принял решение: пусть Торопец летит к Проксиме один, а обратно корабль поведет киберпилот, специально смонтированный на «Анастасии».
– Полечу один, – не колеблясь, согласился с решением ученых Сергей, и Зойка поддержала его.
Впрочем, в согласии Торопца никто из тех, кто знал его, не сомневался.
И первым из тех, кто был уверен в решении Торопца, явился Алонд Макгрергор, которого связывала с Сергеем многолетняя дружба.
После ежедневной спортивной программы, которая в условиях повышенной гравитации требовала колоссальных усилий, капитан принял душ и приступил к предписанному программой обходу, а точнее, объезду на бегущей ленте отсеков корабля.
День, венчающий год полета, проходил как обычно. Торопец проверял установки, контролировал работу основных узлов корабля.
В головной рубке Сергей задержался, долго стоял у обзорного экрана, который показывал корабль из внешней точки наблюдения. Затем капитан решил навести на корабле идеальный порядок и вконец загонял белковых, руководимых Орландо, непрерывными командами. Под вечер, прежде чем засесть в кают-компании за праздничным ужином, заранее заказанным компьютеру, он решил съездить в самый дальний отсек, обсерваторный, расположенный в корме «Анастасии». Устроившись у телескопа, долго глядел в трубу на Проксиму Центавра, ставшую ему ближе. За год полета она увеличилась в размерах, хотя и немного.
Повышенная тяжесть на корабле, вызванная большим ускорением, поначалу причиняла ему немало неудобств, хотя на земле он достаточно тренировался в условиях повышенной гравитации.
…Таким и должен быть путь технической эволюции: завтра устаревает и отмирает то, что сегодня кажется самым современным. И как почетно и ответственно волею судьбы и обстоятельств вдруг в какой-то момент оказаться на гребне технической эволюции!
Пока он глядел на силуэт корабля, в голове вертелась строчка о «столбе летящего огня». Он приставил к виску биопатрон и записал выношенные за последние дни слова: «Как утром первого творенья, здесь ночь темна и свет слепящ. Кто разгадает сновиденья от века непробудных чащ?»
Только поздно вечером добрался он до командной рубки – сердца корабля. С пульта на него смотрел портрет жены. Зойка…
Они познакомились на студенческом празднике в Лунограде. Было шумно, весело, по огромному залу с ребристым, посеребренным потолком, нестерпимо блестевшим, летало конфетти, какие-то разноцветные невесомые ленты, – Сергей никогда не мог разобраться, откуда они берутся.
Он только что прилетел с Земли и потому сначала чувствовал себя довольно скованным в условиях пониженной, по сравнению с земной, гравитации. Сделаешь резкий шаг – и взлетишь, не рассчитаешь движения – глядишь, и врежешься в колонну либо стенку… Не очень-то приятные ощущения! А пуще того Торопец боялся показаться смешным в глазах окружающих.
Масса танцующей и всячески веселящейся молодежи, которая собралась сюда, честно говоря, несколько смущала его.
И еще по одной причине в первое время пребывания на Луне Сергея не покидало томительное чувство, связанное с тревожным сообщением, которым поделился с ним капитан корабля, привезшего его с Земли. Правда, радиограмма не носила официального характера, а приятель капитана, пославший ее, по словам самого капитана, был весельчак и балагур, склонный к розыгрышам. Но напридумывать такое только ради того, чтобы позабавиться над другом? Нет, такое невозможно.
Потому-то Сергей время от времени выходил из зала и поглядывал на бегущую строку видеоновостей, выписываемую электронным лучом прямо в лунном небе. |