– Я в ответе за этого ребенка, – твердо произнесла Илна и почувствовала, как ее слова вызвали шелест в окружавших кристаллах. Они потрескивали, мерцали внутренним светом. Ритм пульсации у каждого был индивидуальный. – Я пришла увести ее в наш мир.

«"ЭТО" НЕ МОГЛО ПРОНИКНУТЬ СКВОЗЬ ПАУТИНУ, – произнес голос. Он являлся сплавом сотен, возможно, тысяч мыслящих клеток, вещавших как единое целое. – ПАУТИНА ЗАМКНУТА, МЫ НЕДОСЯГАЕМЫ».

Илна расхохоталась.

– Ну, тогда считайте, что меня здесь нет, – сказала она. – Освободите девочку, мы уйдем, и вам не придется гадать: иллюзия я или нет.

Если скала и чувствует что-то по отношению ко мне, то это только ненависть. И я тоже, несомненно, ненавижу ее.

– О Илна, – вздохнула девочка. – Мне так жаль…

По скале прошла мелкая дрожь. Беззвучные слова проникали в сознание девушки. Казалось, будто слушаешь умирающий огонь: шипение и вздохи, да иногда приглушенный треск.

«МЫ ОТПУСТИМ ДЕВОЧКУ, – сказал голос – ПОДОЙДИ И ЗАБЕРИ ЕЕ».

Вращающиеся огоньки начали тускнеть и застывать, превращаясь в твердые образования на стенках конкреции. Осталось всего три источника света, они образовали красные у своего основания лучи, которые скрестились на груди Мероты.

Девушка подбросила вверх узор, который ее пальцы сплели, пока она прислушивалась к тихим, лживым словам кристаллов. Освещенные сиянием самой скалы, нити мелькнули в воздухе.

Конкреция закричала. С легким дребезгом кристаллы начали искажаться, оплывать, как тающее на сковородке масло. Один из лучей, державших в фокусе девочку, внезапно сломался, устремившись в собственное основание. Здесь он рассыпался на тысячу крохотных угольков, означавших смерть огня.

Мерота с криком бросилась к старшей подруге. Девушка в тот момент продолжала прислушиваться к звуку, который вовсе не был звуком, но тем не менее терзал ее уши. Она прижала к себе девочку, радуясь возможности соприкоснуться с чем-то живым – тем видом жизни, который был естествен и понятен для нее.

Конкреция начала меркнуть. Теперь ее цвет напоминал грязноватый оттенок плохо выкрашенной шерсти.

– Илна, миленькая, помоги мне… помоги! – продолжала кричать девочка.

Скала, реальность, окружавшая их, – содрогнулась в конвульсии. Илна с ребенком полетели вперед, поскользнувшись на гладком камне. Чалкус поймал их левой рукой и прижал к груди.

– Леди? – спросил он. – С вами все хорошо?

Глаза Илны снова привыкали к полумраку. Она ласково похлопала девочку по спине и выпустила из своих объятий. Затем освободилась от рук моряка.

– Вы можете убрать свой меч, мастер Чалкус, – сказала она.

Скала, пытавшаяся похитить Мероту, снова превратилась в обычный песчаник. Ее поверхность покрылась сетью трещин, как лед по весне. Мелкие (и не очень) кусочки отвалились от стены, образовав кучу гравия на земле.

– Да, мы в порядке, – наконец ответила девушка на вопрос запевалы. – И мне хочется поскорее уйти отсюда. Очень сомневаюсь, чтобы мы с Меротой могли снова заснуть.

Девочка вновь прижалась к старшей подруге. Она попыталась что-то произнести, но не смогла. Вместо этого Мерота просто кивнула.

В ярких лучах восходящего солнца по волнам скользили шесть баркасов, свежий бриз надувал их прямоугольные паруса. В общем-то, все Лодки были похожи друг на друга. Но Шарина подметила, что «Попутный Ветер», которым владели Джем и его три брата, поменьше, поновее и заметно грязнее, чем «Колумбина».

– Прибыв в Клестис, – рассуждал Бантрус, вместе со своими гостями стоявший на носу судна, – мы первым делом пойдем на Дворцовую площадь и объявим о своей независимости: Лодки не подчиняются принцу Микону.