И все же ему предстояло обратное превращение. Он хотел завладеть оружием и иметь запас еды на несколько суток. В монастыре он получил кое-какое представление о географии. Он решил идти на запад, к берегу моря и большим незнакомым городам. На самом деле его целью был Скел-Могд, но Олимус еще не подозревал об этом. Тем не менее, прекрасно ориентируясь в теле кошки, он выбрал направление и наметил ориентиры.

Темного котенка, притаившегося среди камней, окутало дымное облако. Густой дым столбом поднялся в небо, а на его месте остался сидеть голый мальчик, поспешивший натянуть на себя брошенную одежду.

Превращение в человека удалось ему легко и уже не было таким ошеломляющим. Олимус учился быстро. К тому, что за это удовольствие придется заплатить годами жизни, он пока еще относился довольно легкомысленно.

Он подобрал свой клинок, мешок с провизией и без всякого сожаления отправился прочь от монастырских стен. Ни разу не оглянувшись, он вошел в лес, который даже днем был диким и опасным местом.

Черные кроны сомкнулись над ним, как грозовые облака. Какой-то крупный зверь бродил в зарослях, потрескивая сухими ветвями. Гулко закричала разбуженная лесная тварь… И все же чаща пугала Олимуса гораздо меньше, чем жуткие зыбкие ландшафты, в которые уводил его во время сновидений неприкаянный дух Стервятника Люгера.

К исходу третьего дня отощавшего и смертельно измученного мальчика подобрал небольшой отряд контрабандистов, высадившихся на северном берегу моря Уртаб. Когда Олимус уснул в их лагере, они осмотрели его одежду и клинок со следами засохшей крови. Утром его не стали прогонять – при условии, что он не будет задерживать продвижение отряда.

Последующие трое суток Олимус не отставал от взрослых мужчин и даже нес кое-какую поклажу. Никому не удалось разговорить мальчика и узнать его историю. В конце концов, его приняли за одного из бесчисленных рыбацких детей, оставшихся без семьи и крова.

Он не жаловался и не задавал лишних вопросов. Странными казались его недетская сдержанность и долгие ночные бдения у костра. Он и сам не понимал, что именно открывалось ему в танцующих языках пламени. Призрак отца не появлялся во время этих медитаций, зато Олимусу дважды приходилось видеть пейзажи, среди которых отряд оказывался лишь на следующий день.

После того как мальчик дал дельный совет предводителю отряда относительно выбора дороги, тот начал присматриваться к нему внимательнее и даже заподозрил в нем гарбийского шпиона. Подозрение было нелепым, однако стоимость товара, по мнению контрабандистов, намного превышала ценность человеческой жизни.

Олимус почуял неладное задолго до того, как спутники решили избавиться от него. На привале он проснулся от охватившего его чувства сильнейшей тревоги. Он не пошевелился, приоткрыл глаза и посмотрел на спящих и застывшего в отдалении часового. Внутренние часы отмеряли время, оставшееся до того момента, когда мальчика могли удавить, как щенка…

Кто-то позвал его из леса, обступившего место стоянки. Зов был беззвучным и похожим на притяжение призрака из стены. Олимус безраздельно доверял ему. Он бесшумно перекатился на живот, схватил свой клинок, с которым старался не расставаться, ближайший мешок с товаром и стал отползать в темноту.

Вскоре костер превратился в едва приметный огонек, мерцавший между частоколом стволов. Теперь беглец знал дорогу не хуже контрабандистов, потому что держал уши открытыми. До гарбийской столицы Эльмарзора оставалось не более суток пути. Он еще не представлял себе, что спрятано в мешке и что сделает с товаром, но это мало беспокоило его.

Олимус уверенно двигался в темноте, прислушиваясь к звукам леса. Ему даже показалось, что он расслышал проклятия, которыми разразился вожак контрабандистов, обнаружив исчезновение мальчишки.