Но эти мысли не имели отношения к его миссии. Изучение Левета подходило к концу. Скоро придется продолжить путь на юг, к Атритау, откуда, как утверждал Левет, есть возможность отправиться дальше, в Шайме.

Келлхус глядел с высоты на юг, на зимние леса. Где‑то позади него лежала Ишуаль, таящаяся в ледяных горах. А впереди ждало паломничество, путешествие через мир людей, скованных деспотичными обычаями, вечно повторяемыми племенными небылицами. Он явится к ним, как бодрствующий среди спящих. Он будет укрываться в закоулках их невежества и с помощью истины сделает их своими орудиями. Он – дунианин, один из Обученных, и сумеет подчинить себе любой народ, любые обстоятельства. Он будет прежде них.

Однако его ждал другой дунианин, изучавший эти дикие края куда дольше, – Моэнгхус.

«Велика ли твоя сила, отец?»

Он отвел глаза от раскинувшихся внизу просторов –  и заметил нечто странное. По другую сторону стелы снег был испещрен следами. Келлхус окинул их взглядом и решил спросить о них у охотника. Существо, которое их оставило, ходило на двух ногах, но не было человеком.

– Вот такие, – пояснил Келлхус и быстро нарисовал пальцем след, виденный на снегу.

Лицо Левета посуровело. Келлхусу достаточно было взглянуть на охотника, чтобы заметить: тот старается скрыть охвативший его ужас. Позади тявкали собаки, описывая круги на своих кожаных поводках.

– Где? – спросил Левет, пристально глядя на странный след.

– У старой куниюрской стелы. Они проходят по касательной относительно хижины, на северо‑западе.

Бородатое лицо повернулось к нему.

– И ты не знаешь, что это за следы?

Вопрос явно был многозначительным. «Ты пришел с севера – и не знаешь этих следов?!» – вот что хотел сказать Левет. Потом Келлхус понял.

– Шранки.

Охотник взглянул ему за спину, обводя глазами стену леса. Монах почувствовал, как у Левета засосало под ложечкой, как участилось сердцебиение, как в голове закружились мысли, слишком стремительные, чтобы быть вопросом: «Что же делать, что же делать…»

– Надо пойти по следу, – предложил Келлхус. – Убедиться, что они не видели твоих ловушек. Если они их видели…

– Зима была для них тяжелой, – сказал Левет. Он нуждался в том, чтобы придать какую‑то осмысленность своему ужасу. – Они пришли на юг за пищей… Им нужна пища. Да‑да.

– А если дело не в этом?

Левет покосился на Келлхуса. Глаза у него были дикие.

– Для шранков люди – тоже пища, только несколько иного рода. Они охотятся на нас, чтобы утолить свои безумные сердца.

Он шагнул к собакам, ненадолго отвлекся.

– Тихо, тс‑с, тихо!

Он похлопал их по бокам, вдавил их головы в снег, сильно потрепав псов по затылку. Его руки двигались небрежно и размашисто, поровну распределяя ласку.

– Келлхус, ты не принесешь мне намордники?

Серая, узкая полоска следов была еле видна в сугробах. Небо темнело. Зимними вечерами в лесу воцарялась странная тишина. Казалось, будто к закату клонится нечто более значительное, чем солнце. Они зашли в своих снегоступах довольно далеко, и теперь остановились.

Они стояли под голыми сучьями раскидистого дуба.

– Возвращаться нельзя, – сказал Келлхус.

– Но не можем же мы бросить собак!

В течение нескольких вздохов монах изучал Левета.