Над головой суетились и верещали белки, стоял птичий гомон, и гудели тучи гнуса. Молодой пастух довольно улыбнулся. Вместе с копченым мясом тетка Молли дала горшочек чудодейственного эликсира — его резкий запах превосходно отгонял мошкару. Мазь, которой прежде пользовались в Атабаске, не шла с этой новой ни в какое сравнение. Даже Сат Аш с фырканьем шарахнулся и замотал головой с грозными разлапистыми рогами, когда хозяин подошел к нему, намазавшись для пробы этой вонючкой. Даниэль долго уговаривал подозрительного лорса, что он — его добрый хозяин и друг, самый что ни на есть настоящий и вполне безобидный. В конце концов Сат Аш уступил и позволил ему сесть в седло. К запаху мази Даниэль уже привык и перестал замечать, зато аппетитный аромат копченой оленины дразнил его обоняние все сильнее.

Этой весной лорсиному пастуху исполнилось двадцать шесть. Невысокий, худощавый, он был гибок и проворен, как лесной кот.

У большинства метсов кожа имела цвет красноватой меди; у него же была значительно светлее — там, где ее закрывала одежда; обветренное лицо и руки были коричневыми, как старая сосновая кора. Волосы у Даниэля были черные и прямые, как и у всех; небольшой нос имел горбинку — но это, конечно, не был орлиный нос коренного метса, придававший лицам других обитателей Атабаска мужественное и несколько хищное выражение. Кроме того, у Даниэля не росли усы и борода, словно он был иннейцем; однажды, еще до встречи с Элисией, он смущенно признался отцу Альберту, что его огорчает юношески гладкое лицо. Мудрый священник ответил:

— Разве тебе есть что скрывать, сын мой? Неужто ты и впрямь хотел бы прятать лицо за бесполезной шерстью?

Скрывать Даниэлю было нечего, а Элисия любила его и безусым. Элисия, Элли… Уже больше года минуло с того дня, когда пер Альберт привел Даниэля на место, где она погибла…

Внезапно Сат Аш вытянул шею, принюхался, потом запрядал ушами и остановился. Фыркнул, сделал шаг и снова остановился. Даниэль явственно ощутил тревогу лорса — она пришла неприятным, зудящим, будто гонящим куда-то чувством. Он выпрямился в седле, сторожко вслушиваясь в привычный шум Тайга. Не услышал ничего особенного — однако Сат Аш под ним напрягся, длинная черная шерсть на шее зверя вздыбилась. Даниэль крепче сжал поводья.

— Что такое? — спросил он тихонько, словно Серый Ветер мог ответить на человечьем языке.

Громадный зверь вдруг с ревом вскинулся на дыбы. Даниэль успел стиснуть коленями его мохнатые бока и потому не вылетел из седла. Раздвоенные копыта ударили темный, дрожащий от гнуса воздух; лорс опустился на все четыре ноги и стремглав ринулся вперед по тропе.

Молодой пастух пригнулся к могучей шее своего скакуна. Тайг полон опасностей, из-за любого ствола на человека может выскочить смерть — зверь ли, лемут, слуга Нечистого, или вооруженный разбойник. Даниэль окинул мысленным взором свое оружие: большой лук за спиной, два десятка отменных стрел в колчане, справа на ремне висит длинный нож с костяной рукоятью, слева — меч. Меч достался Даниэлю от бабки, которая лет пятьдесят назад пришла на берег Атабаска с отрядом Стражей Границы. Клинок был невелик, но прочен и очень остер; ковали его не здесь, не в западной части Канды, и рукоять оплетала тонкая вязь из непонятных символов. В бою Даниэль полагался не столько на собственную силу, сколько на проворство и увертливость, и бабкин меч еще ни разу его не подвел. Вдобавок у него был Сат Аш. Разлапистые рога, которые лорс уже шесть лет как не сбрасывал на зиму, — это двенадцать грозных копий, и еще страшней его громадные копыта, которые с легкостью крошат черепа и кости.