И тем не менее меня тревожит ее рассудок. И, вынужден признаться, в этом отношении я по большому счету до сих пор не видел никаких подвижек. – Он помолчал, надолго приложившись к своей трубке, прежде чем заговорить снова. – На меня она производит впечатление человека потерянного, блуждающего где то глубоко внутри себя, как до того она блуждала на том острове. Эта девочка явно пережила какую то травму, шок, понимаешь? Каким образом и по какой причине это произошло, нам неизвестно, поскольку ничего рассказать она не может. Со слухом у нее все в порядке, это я установил. Но по той или иной причине она не может или не хочет говорить. Что такое? Два слова за почти два месяца – это едва ли можно назвать речью. Может, она была такая с самого рождения, мы просто этого не знаем. Разум столь же хрупок, как и тело, но, к сожалению, нам известно о нем куда меньше. Но одно я знаю точно, я усвоил это, пока лечил раненых моряков и солдат, – тело помогает излечить разум. Тело и разум лучше всего работают в связке. Первый шаг – и тут я ни секунды не сомневаюсь, – это убедить ее встать с постели. Мы должны расшевелить ее, вновь вызвать в ней интерес к жизни. Это единственный способ.
– Я же говорила вам, я пыталась. Она не желает шевелиться, доктор, – сказала Мэри. – Уж я чего только не перепробовала. Она просто лежит, и все. Не знаю, что я еще могу сделать.
– Поверьте мне, миссис Уиткрофт, я все понимаю, – продолжал доктор. – Ни один человек не мог бы сделать большего. Но именно это я и пытаюсь до вас донести. Боюсь, что рано или поздно, если никаких улучшений не будет, ей может понадобиться более… назовем это так, квалифицированная помощь. А таковую ей могут оказать только в больнице на Большой земле.
Мэри вскочила на ноги. В глазах у нее блестели слезы.
– Вы имеете в виду сумасшедший дом, да, доктор? Вы ведь к этому клоните, разве нет? Вроде той психиатрической клиники в Бодмине, куда упекли Билли. Нет уж, только через мой труп! Была я там. Мы с вами вместе там были, доктор. Или вы уже позабыли? Это ад на земле, вы сами это знаете. Я этого не допущу. Я видела, во что они там превратили Билли. Боже правый, доктор, вы же сами помогали мне вызволить Билли оттуда. Вы знаете, как там с ними обращаются. Они там не живут, эти бедняги, они там существуют. Это тюрьма, доктор, а никакая не больница. Я костьми лягу, но не допущу, чтобы она угодила в какое нибудь из этих кошмарных заведений. Мы поставим ее на ноги, вот увидите. Бог на нашей стороне. Разве Люси только что не заговорила с Альфи? Разве это не добрый знак?
– Поистине добрый, миссис Уиткрофт, но я лишь хочу, чтобы вы отдавали себе отчет в том, что и так тоже может быть, – сказал доктор Кроу.
– Не бывать этому никогда в жизни, – с жаром прошептала Мэри сквозь слезы.
– Никто из нас этого не хочет, – кивнул доктор. – Я могу лишь сказать, что, если мы хотим исцелить ее рассудок, вам придется каким то образом заставить ее встать и пойти. Она должна была достаточно окрепнуть для того, чтобы ходить. Вы должны попытаться вывести ее на свежий воздух.
– Я пыталась, доктор, – с отчаянием в голосе отозвалась Мэри. – Думаете, я не пыталась?
Доктор повернулся к Альфи:
– А ты, Альфи? Это ты заставил ее заговорить. Своди ее прогуляться по острову, свози покататься на лодке, хоть на остров Самсон, посмотреть на дома, или в Камышовую бухту, посмотреть на тюленей. Мы должны пробудить в ней интерес к жизни, заставить ее выйти из своей раковины. А вы, миссис Уиткрофт, вы просто продолжайте делать все то же самое, что делали: разговаривайте с ней, читайте ей, заботьтесь о ней, но пытайтесь почаще выманивать ее вниз, приставляйте к каким нибудь несложным делам на кухне или в огороде.
– Она такая бедная, такая хилая, – вздохнула Мэри. – Не могу же я заставлять ее насильно, правда? Как мне заставить ее делать то, чего она не хочет делать?
– Мэриму, – подал голос Джим и, протянув руку, накрыл ее ладонь своей, – давай будем делать так, как велит доктор. |