Миссис Эндрюз, добрая простодушная женщина, была нанята Гарри благодаря ее огромному опыту.

Она радостно приветствовала Антею с нянюшкой.

— Мистер Дальтон предупредил, что вы придете, — взглянула она на девушку. — Я очень сочувствую вашему отцу. Подумать только, так порезать руку!

— О да, ему очень не повезло, — кивнула Антея.

— Но я уверена, дорогая, вы прекрасно сыграете, — продолжала миссис Эндрюз. — Насколько я понимаю, вы знаете, как пройти на галерею менестрелей, а до того как вы будете уходить домой, я пригляжу за вашей компаньонкой.

— Большое вам спасибо, — улыбнулась Антея.

Она положила на кресло длинную бархатную накидку, принадлежавшую еще ее матери.

Девушка обычно надевала ее, когда прогуливалась по парку.

Затем поправила платье перед огромным зеркалом, висевшим на стене.

Платье сидело замечательно. Но так как Антея не имела ювелирных украшений, нянюшка повязала ей на шею голубую бархатную ленту в тон поясу, прикрепив к ней медальон леди Копнбрук.

Медальон был последним штрихом в ее скромном наряде.

Пригладив волосы, она решила, что выглядит довольно незаметно и никто не обратит на нее внимания, особенно когда рядом будут балерины.

Она вышла из комнаты экономки и спустилась по лестнице в конец коридора, где находилась буфетная.

Другим концом коридор упирался в банкетный зал.

Здесь была почти незаметная дверца, а за ней короткая лестница, ведущая на галерею менестрелей.

Оттуда Антея в детстве любила подсматривать за гостями на приемах, которые устраивала мать.

Вообще-то ей запрещалась подобная вольность, но девочку так и подмывало выскользнуть ночью из детской и побежать босиком, в ночной рубашке на галерею понаблюдать за праздничным действом через резной экран.

Этот экран, искусно вырезанный в стене в виде листьев плюща, загораживал музыкантов от гостей, находившихся внизу, но не мешал слушать музыку.

Теперь же у Антеи сердце екнуло от восторга, когда она поднялась на галерею.

Там стояло фортепьяно, одно из тех, которые, по словам Гарри, должны были прибыть вчера.

Ее глазам предстала самая современная модель — именно о таком инструменте рассказывал ей мистер Мелдозио.

Но одно дело услышать, и совсем другое — увидеть и потрогать.

Фортепьяно было гораздо внушительнее и великолепнее, чем она могла себе вообразить.

Она коснулась пальцами клавиш из слоновой кости, словно лаская их, а затем, влекомая любопытством, подошла к краю галереи и взглянула на банкетный зал.

Он совершенно преобразился, стал краше, чем прежде.

Гарри не только оклеил стены роскошными бордовыми обоями, но и повесил замечательные полотна.

Она не сомневалась, что над мраморной каминной полкой, появившейся здесь еще в прошлом веке, висит картина Рубенса, а на противоположной стене — Рембрандта.

Над стулом хозяина дома, стоявшим во главе стола, висел холст Ван Дейка, несомненно, одного из предков маркиза.

Что касается самого стола, то именно о таком Антея давно мечтала.

Скатерти по моде, введенной принцем-регентом, не было, и полированное дерево отражало свет многочисленных свечей не менее ярко, чем золотые и серебряные мозаичные инкрустации.

Вдоль стола были расставлены золотые канделябры на шесть свечей каждый, а в центре красовалась филигранная модель корабля, мчащегося на всех парусах.

Антее очень захотелось рассмотреть ее поближе.

Гарри организовывал цветочное оформление стола из орхидей, доставленных прямо из Лондона.

У каждого стопового прибора стояло несколько хрустальных бокалов; спинку каждого стула украшал герб Иглзклифа.

К своему удивлению, Антея увидела, как слуги уносят один столовый прибор.