Слегка ошалев от гама, я уютно устроилась в углу дивана. На душе было спокойно и ясно. От того, что мы собрались через столько лет, от того, что и теперь так же остро, как в детстве, пахнет новогодняя елка, от того, что ошибки и страхи прошлого больше не властны надо мной — а если они и пытаются снова поднять голову, рядом есть человек, который поможет мне преодолеть их.

Между тем решался важный вопрос — как определять очередность повествований.

— Вот! Просто и со вкусом, — объявила Чернова, гусарским жестом вливая в себя остатки шампанского и укладывая бутылку на стол. — Русская народная игра «бутылочка»!

Ох, любит Светка на пустом месте делать красивые жесты!

Бутылка двигалась неохотно, словно заржавленный турникет, одну за другой впуская наши истории. Блики звездочками плавали в озаренной свечами полутьме и отражались в затуманенных воспоминаниями глазах недавних девчонок. Как бы ни бежало время, а друг для друга мы, похоже, так девчонками и останемся…

…Когда очередная история была закончена и бутылочка вновь начала свое кривобокое вращение, я уже знала: сейчас она укажет на меня. Я грустно улыбнулась.

Даже не знаю, как смогу рассказывать с моей-то замкнутостью. Но слово, пусть и давнее, надо держать. Что ж, поведаю все, что смогу. Моя история, в отличие от большинства, совсем недавняя. Я мысленно возвратилась на два с лишним года назад, в промозглый декабрь две тысячи второго…

ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО ПОПУГАЯ

«Заснеженные деревья медленно уплывали назад, исчезая за окном, словно за рамой картины, пропадая из виду, навсегда пропадая из жизни Людмилы Прокофьевны — бесследно, как все, что осталось за спиной. Дом, переставший быть домом, мужчина, переставший быть мужем, и пять лет жизни, пустившие глубокие корни в память, в душу, в планы на будущее — и сейчас, сию секунду нещадно, с кровью выдираемые. Прочь, прочь из отныне и навсегда ненавистного города».

М-да… Эк меня занесло… Как знать, умей я закрывать глаза на очевидные вещи, сколько лет своей единственной жизни убила бы на бесплодные попытки сделаться прекрасной женой, отличной хозяйкой, бледной тенью надутого ничтожества с помпезным именем Игорь Феликсович.

И ведь почти, можно сказать, получилось! «Кто там, в малиновом берете?.. — А, это жена Родионова…» Ни имени-отчества, ни биографии.

Фамилия — и та не своя.

Нет уж! Слава богу, теперь я опять Кулагина. Пусть не самая звучная фамилия, зато своя. Теперь уж никто не посмеет обвинить меня в том, что я сижу на чужой шее, пиявицей присосавшись к «великому человеку». Люди и впрямь ленивы и нелюбопытны — иначе заметили бы, кто на чьей шее сидел предыдущие пять лет. Удивительно, до какой степени может испортить человека первая же ступенька вверх. Но я и сама хороша — за пять лет не заметить, кого на груди пригрела!.. Целого словаря рептилий не хватит, чтобы в самых общих чертах обрисовать вчерашнего «бедного, но честного» правдоборца, а ныне «надежду отечественной политики» — то есть бывшего благоверного супруга. Кто бы мог подумать, что так разожраться и обнаглеть можно буквально в одночасье, ну чем не удав, заглотивший слона!

Хватит! — Судорожно нашарив платок, я вытерла лицо и с чувством высморкалась. — Пусть это нытье станет последним упоминанием И.Ф. Родионова. Так сказать, надгробным словом.

И точка.

Точка, я сказала!!!

Родной город встречал мокрым унылым снегом и слякотью — как всегда в декабре.