Изменить размер шрифта - +
Разве прислужники, головорезы и убийцы порочных пашей Калимпорта чем-то лучше головорезов-дроу в Мензоберранзане? В этом смысле поступки Закнафейна и Артемиса Энтрери похожи. Обоим приходилось выживать в мире обмана, опасностей, зла и интриг. Обоим приходилось быть безжалостными, чтобы выжить. Если Энтрери воспринимает свой мир как плен, как средоточие зла и ничтожества, каким Закнафейн считал Мензоберранзан, то не дает ли это ему право заниматься избранным ремеслом, как и Закнафейну, который в бытность свою Мастером Оружия Дома До'Урден убил множество темных эльфов?

Я неожиданно осознал это, когда впервые попал в Калимпорт, преследуя Энтрери, захватившего Реджиса (должен признать, даже этому его поступку можно найти оправдание) и был не на шутку взволнован. Как далеко простирается сходство между этим убийцей и моим отцом, учитывая, как мастерски оба владели оружием и с какой легкостью убивали? Может, в тот момент, когда я мог нанести Энтрери смертельный удар, меня удержали чувства к Закнафейну?

Но все-таки мне хочется верить, что Закнафейн был более разборчив в том, кого следует убить, а кого нет. Я знаю, какое у него было сердце. Он был способен любить, так что Артемис Энтрери не выдерживает сравнения с ним.

По крайней мере, тот Энтрери, которого я знаю. Но может, есть надежда, что глубоко-глубоко под маской убийцы скрывается некая добрая искра?

Я был бы этому искренне рад, хотя и сомневаюсь, что кто-то или что-то может раздуть эту искру настолько, чтобы возникший огонь растопил ледяную броню бесстрастия и безжалостности, что носит Артемис Энтрери.

Дзирт До'Урден

 

ТЕНЬ В СОЛНЕЧНЫЙ ДЕНЬ

 

Сам собор был творением мужа Даники, Кэддерли, могущественного жреца бога знания Денеира. Храм был, конечно, самым заметным следом, который оставил бы Кэддерли, но Даника считала более важным наследием его детей — двойняшек, весело игравших в лабиринте неподалеку от входа в собор, и их сестренку, мирно спавшую в храме. Близнецы сейчас носились в лабиринте, к неудовольствию дворфа Пайкела Валуноплечего, исповедовавшего веру друидов, до сих пор не признанную его язвительным братом Айвэном; Пайкел создал лабиринт и удивительные сады.

Пайкел с криком «Иик!» и другими воплями собственного изобретения ринулся в лабиринт вслед за детьми, вцепившись в собственную бороду, которую красил в зеленоватый цвет. В лабиринт пока нельзя было ходить, потому что не все растения принялись как следует.

Само собой, едва Пайкел кинулся в погоню, ребята потихоньку выскользнули из лабиринта и теперь чинно играли перед входом в храм. Даника не видела, как далеко углубился зеленобородый дворф в путаницу коридоров из кустов, но судя по тому, что его голос звучал все глуше, он опять заблудится, уже третий раз за день.

С гор налетел ветер, и длинные густые волосы упали на лицо Даники. Женщина отвела пряди, и в этот момент увидела идущего к ней мужа.

В свободной белоснежной тунике и штанах, бледно-голубом плаще и широкополой голубой шляпе с пером он был необычайно красив и представителен. Сооружая храм Парящего Духа и отдавая ему свою силу, Кэддерли стремительно состарился, так что и Даника, и он сам готовились к скорому концу жреца. Женщина была в отчаянии, но муж считал свою смерть оправданной жертвой для возведения собора и громадной библиотеки. Однако вскоре после завершения строительства основного здания, когда еще не была закончена отделка, процесс старения остановился и даже обратился вспять, и жрец стал молодеть почти так же стремительно, как и старился. Теперь ему на вид было около тридцати, поступь его вновь приобрела юношескую легкость и упругость, а всякий раз, как он взглядывал на Данику, в его глазах загорались искорки. Женщина даже начала опасаться, как бы омоложение не зашло слишком далеко и не пришлось бы ей растить четырех детей вместо трех.

Но омоложение замерло, и сейчас Кэддерли выглядел таким же цветущим и здоровым, каким был до начала всех несчастий с Библиотекой Эдификант, здание которой стояло здесь до явления Проклятия Хаоса и гибели старого ордена Денеира.

Быстрый переход