|
Полковник прочитывал газету от корки до корки, вплоть до подписи выпускающего редактора, не забывая, естественно, кроссворда и подкрепляясь очень крепким чаем, в который подливал немного водки. Благодаря этому коктейлю он, добравшись до своей спальни, засыпал легким сном на пять-шесть часов. Люба находилась в соседней комнате, и он знал, что не потревожит ее. В доме было три спальни — настоящая роскошь! Конечно, это мало напоминало их особняк на Мойке, где они жили до Октябрьского переворота и имели не меньше пятнадцати лакеев. А теперь Любе с ее ревматизмом помогала лишь одна служанка — разумеется, русская! — которая приходила каждый день убираться или стирать, распевая при этом «Очи черные», «Ямщик, не гони лошадей» и другие прекрасные песни, но начинала всегда с заветного гимна «Боже, Царя храни!».
Итак, Карлов никогда не забывался глубоким сном и при малейшем шорохе садился в постели, прислушиваясь к тому, что происходит вокруг. А в эту ночь полицейские подняли изрядный шум, когда наводнили дом их соседки, о которой полковник знал лишь то, что она молодая, хорошенькая, одинокая и зарабатывает на жизнь уроками музыки. В пижаме и домашних тапочках он вышел на улицу, присоединившись к небольшой кучке любопытных, которых полицейские удерживали на расстоянии. Впрочем, не таком отдаленном, чтобы нельзя было не узнать Морозини и Видаль-Пеликорна: полковник увидел, как их ведут в наручниках и сажают в полицейскую машину. Соседи перешептывались, что этих грабителей схватили прямо на месте преступления. — Грабители в смокингах и с орденом Почетного легиона (последнее относилось к Адальберу)? — негодующе спросил он. — Вы много таких видывали? — А почему бы и нет? — возразила кумушка в бигуди и в розовом бумазейном халате. — Уловка, чтобы вызвать доверие. К тому же у этих жуликов столько денег! Не желая вступать в полемику, Карлов проследил за тем, как увозят машину Адальбера, но не обратился за дополнительной информацией к полицейским, что было бы явной ошибкой. Он вернулся к себе, умылся, побрился и оделся, стараясь не разбудить Любу. Потом, пренебрегши самоваром, сварил очень крепкий кофе, чтобы не впасть в дремоту на рассвете, как это с ним иногда случалось. Жене он оставил записку, что должен заехать за ранним клиентом в «Трианон-Палас». Сел в свое такси, заправился на бензоколонке, сделал круг по Версалю, чтобы проехать мимо полицейского участка и убедиться, что во дворе стоит «Амилькар», потом двинулся к кварталу Нотр-Дам и устроил свой наблюдательный пункт в бистро, где был завсегдатаем. Там он провел некоторое время, дожидаясь, в соответствии с правилами приличия, удобного часа для нанесения визита знатной даме, остановившейся в роскошной гостинице. Скоротать время ему помогли газета «Пти Версай» и пара круассанов с тремя рюмками кальвадоса. Наконец на ближайшей церкви пробило полдевятого, и он, бодрый и свежий, как огурчик, тихонько поехал Королевским бульваром к отелю «Трианон-Палас». Встав под деревьями, отграничивающими место для парковки, он предусмотрительно не стал снимать кожаный колпачок со своего флажка, чтобы никто не занял такси, вышел из машины, пересек вход с колоннами и, оказавшись в холле, полы которого были выложены плитами черного и белого мрамора, решительным шагом направился к стойке портье. Поскольку Карлов уже год обслуживал клиентов гостиницы, человек с золотыми ключами хорошо знал его и, понимая, с кем имеет дело, ни словом не возразил на необычную просьбу об аудиенции у маркизы де Соммьер, невзирая на утренний час. — Завтрак ей подают в восемь, — сказал портье, сняв трубку телефона. — Следовательно, она уже проснулась. Я спрошу ее секретаршу, когда она сможет принять вас. Возможно, придется подождать. Но ждать не пришлось. Через три минуты из лифта в страшном возбуждении вылетела Мари-Анжелин. |
