Через пять минут примчался Саша, шурша безобразно оттопыренным пакетом. Всё съедобное было быстро извлечено на стол, а студент снова исчез, через минуту появился со стаканами и кипятильником. Заварив зелёный чай, извлёк из недр стола нож, нарезал бутерброды и протянул сохнущему на диване беглецу большой парующий стакан сладкого чая и громадный бутерброд.
Стакан согревал скрюченные холодом пальцы, еда казалась манной небесной. Вторая удача после мороженного за день. Не зря сбежал.
Александр заговорил первым:
– Я такой же беглец, как и ты. Вольный художник, вечный студент. Это захолустье, – студент-художник обвёл взглядом помещение, – вотчина деда. Когда-то сюда приезжали за его эскизами со всей Москвы, Питера, даже Сибири, но грянула перестройка, дед не принял новых времён, дело поникло. Неделю назад я узнал, что дед слёг. Совсем. С отцом я давно в ссоре. Он не понимает тягу к искусству. Вот я и решил продолжить дедово дело. Только на свой лад. Я учился… гм… на татуировщика. Искусство на теле уходит лишь со смертью владельца. Хоть и не картины, но… красиво.
Сергей хлопал глазами, пытаясь не уснуть. Удавалось с трудом. Но это был первый человек, который разговаривал с ним на равных. Чувствовалось, что студенту надо выговориться. Улучшив момент, Сергей обронил:
– Татуировки делают навсегда?
– Нет временных татуировок. Это наклейки сходят через пару дней, есть ещё биотатуировки хной, на несколько дней, но я делаю только пожизненные. – Глаза загорелись. – Это же индивидуальность, выделяющая человека среди серой толпы. Но подбирай эскиз надо раз и навсегда. С умом. Надо понять, что ты хочешь. Что конкретно отображает твою сущность, личность. Это как ворота в другой мир. Новые силы. И… красиво.
Сергей снова брякнул:
– Я сегодня видел дядьку с надписью на пузе: “Век воли не видать”. Не очень красиво.
Санёк чуть не уронил очки, возмущённо затараторил:
– Зековские наколки отличаются от татуировок так же, как щётка от ёжика. Это совсем другое. – Река слов и непонятных терминов полилась рекой.
Сергей моргнул, веки тяжело опустились, не в силах подняться.
Минуту спустя беглец сладко спал. Студент, казалось, этого не замечал, разговаривая со своими мыслями, выговаривался. Наконец, заметил, что мальчик давно не слышит, сопит. Художник поправил одеяло и сел за работу.
Ночь для творческого человека – только начало рабочего дня.
* * *
Утро впервые за последние несколько лет началось не со шлепка тряпкой, а с запаха чёрного чая. Александр сидел, склонившись над столом, не замечая ничего вокруг. Чтобы хоть как-то привлечь его внимание, Сергей тихо произнёс:
– А что значит птица, восседающая на черепе при входе?
Студент вздрогнул, забыл, что в комнате не один. Не поворачивая головы, ответил:
– Птица олицетворяет жизнь, череп – смерть. Эта мифическая птица – феникс. Ходят легенды, что она рождается в пламени огня и, когда приходит время ухода, сгорает дотла. Но потом вновь возрождается из пепла. Воскресает. Картина изображает торжество жизни над смертью.
Сергей натянул высохшие тряпки, приблизился к работе студента. Тот работал всю ночь. Спит, наверное, днём. На новом листке простым карандашом был нарисован готовый к атаке скорпион. Как живой. Каждая частичка, ворсинка и щетинка передавались так реалистично, словно сейчас с картинки спрыгнет живая копия и побежит по столу, воинственно поигрывая тяжёлым жалом и щёлкая двумя клешнями.
С живым, полубезумным блеском в глазах художник повернулся к мальчику:
– Сергей Корпионов, он же Скорпион. Даже рождён в ноябре. Знаки судьбы точно указывают на твоё точное с ним сходство. |