Погода, которая в январе 1944 года была теплой и дождливой, резко изменилась 14 февраля, и утром температура упала до —5°. Две недели ветер боролся со снегом. В середине марта воздух наконец прогрелся и почувствовалось, что весна уже близко.

В Монтийяке Файяр с беспокойством поглядывал на небо. Ни облачка, дождя уже давно не было. Эта сушь приводила сельских хозяев в отчаяние. Они не знали, где взять корм для скота, и предвидели плохой урожай.

Отношения между людьми из «замка» и управляющим Файяром были на грани разрыва после бухгалтерской проверки документов. Файяр вынужден был признать, что продавал вино оккупационным властям вопреки запрету Леа и ее отца. В свое оправдание он говорил, что они были единственными владельцами земли в департаменте, которые решили не продавать вина немцам, хотя делали это задолго до войны, и что большинство местных влиятельных немцев были крупными виноторговцами у себя на родине, и что многие из них имели торговых компаньонов в Бордо в течение более чем двадцати лет. Некоторые поддерживали связи очень давно. Разве мадемуазель забыла старого друга господина д'Аржила, приезжавшего к ним в гости во время сбора урожая в 1940 году?

Леа помнила это очень хорошо. Она помнила также, что ее отец и господин д'Аржила просили почтенного негоцианта из Мюнхена, ставшего офицером вермахта, не приезжать к ним больше, пока идет война. Файяр признал, что пускал «на сторону» деньги от этих продаж, потому что знал прихоти мадемуазель… но утверждал также, что всегда намеревался вернуть их ей. К тому же часть этих средств была использована для поддержания и обновления оборудования. Мадемуазель не отдает себе отчета, сколько теперь стоит любая мелочь!

Ну, нет! Она отдавала себе отчет в цене вещей. Крупный чек, выданный Франсуа Тавернье, был с облегчением принят банкиром из Бордо. Ему совсем не улыбалось начинать преследование за неоплаченные чеки своего старого товарища по лицею Мишеля Монтеня. К несчастью, черепицы с правого крыла дома снесло при ночной буре, и Леа вновь оказалась в долгах. Эксперт, присланный Тавернье, внес аванс, надеясь на быструю оплату, но ни он, ни Леа ничего больше не слышали о Тавернье с середины января. А приближался конец марта.

Бухгалтер закончил работу и посоветовал, учитывая ситуацию, вступить с Файяром в переговоры или же судиться с ним из-за присвоения денег. Леа отвергла оба варианта. Без маленького Шарля, немного оживлявшего атмосферу своими играми и криками, в Монтийяке было бы совсем уныло. Каждый, однако, старался скрыть от других свои мрачные мысли. Только Бернадетта Бушардо иногда роняла слезинку. Камилла д'Аржила жила в ожидании, днем и ночью слушая лондонские передачи, готовая к сигналу от Лорана. Сидони после смерти доктора Бланшара очень ослабела и ходила только от своей кровати до кресла, стоящего у двери. Отсюда ее взгляд охватывал обширную равнину, над которой поднимались дымы Сен-Макера и Лангона. Поезда, пересекавшие Гаронну, вносили ритм в ее долгие и одинокие часы. Старая кухарка предпочла бы возвратиться в Бельвю. Каждый день Руфь приносила ей еду, а Леа, Камилла и Бернадетта по очереди проводили немного времени подле нее. Больная ворчала, говоря, что дамы попусту теряют время и могли бы найти себе занятие получше, чем возня с беспомощной старухой. Но все знали, что лишь эти посещения поддерживали ее. Даже уравновешенная Руфь находилась под воздействием пой печальной атмосферы. Впервые с начала войны у нее возникли опасения. Боязнь появления гестапо или полиции мешала спать невозмутимой эльзаске.

Леа же, чтобы убить время, яростно перелопачивала землю в огороде и вырывала сорняки. Когда этого недоставало, чтобы истомить ее плоть, она проезжала несколько километров на велосипеде по холмистой местности. По возвращении она буквально падала на диван в кабинете отца, где спала неспокойным сном, не приносящим отдыха. Когда она просыпалась, около нее почти всегда была Камилла со стаканом молока или чашкой бульона в руке.