Дядя вошел неторопливо, бочком, наклонив лысеющую, седую голову, глядя на Рафаэля из-под опущенных век.
Живот его нависал над поясом.
Парень вошел следом.
Дядя чмокнул губами.
Что это означало, Рафаэль не понял, но на всякий случай выпрямился.
Дядя двинулся обратно к двери, отодвинув парня в сторону.
— Иди за ним, — бросил тот Рафаэлю.
Через дверь Рафаэль вошел в просторное, мрачное помещение. По двум стенам тянулись крошечные оконца. Такие грязные, что грязным казался и проникающий сквозь них утренний свет.
Несколько окон на дальней стене закрывали то ли ставни, то ли тяжелые плотные шторы.
В самой темной части пустого склада — а именно для этих целей ранее служил второй этаж, куда попал сейчас Рафаэль, стояло массивное кресло. И какие-то непонятные предметы, каждый на трех длинных тонких ножках.
Дядя уже ждал его в ярко освещенном кабинете, отгороженном от склада стеклянными стенами. Пристально всмотрелся в лицо Рафаэля, едва тот переступил порог. Глаза, нос, губы дяди показались Рафаэлю несоизмеримо огромными, выпирающими наружу.
— Симпатичный индейский парень — хорошая фактура, — дядя заглянул в пластиковый стакан с остатками кофе на дне. — Ты же индеец?
Рафаэль не нашелся, что ответить.
Дядя опорожнил стакан в металлическую корзинку для мусора, стоявшую на полу рядом со столом. С трудом наклонившись, достал из корзинки второй стакан, такой же, и тряхнул его, сбрасывая капли кофе.
— Ты, значит, алкаш. Беда в том, что слишком уж вы тощие.
Из-под стола дядя выудил бутылку, разлил водку по пластиковым стаканам.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать один.
— Угу. — Дядя протянул Рафаэлю стакан, что вытащил из корзинки для мусора. — Я бы дал тебе лет двадцать семь или двадцать восемь.
Рафаэль залпом выпил водку. Поставил пустой стакан на металлический стол.
Дядя опустился жирным задом на стул с полукруглой спинкой. Слишком низкий для такого стола.
— Садись.
Оглянувшись, Рафаэль увидел продавленную софу с обивкой в грязных пятнах. Шагнул к ней, сел.
— Стало, говоришь, невтерпеж? — спросил дядя. — Рановато, знаешь ли. Впрочем, кто может сказать, когда рано, а когда нет.
С софы Рафаэлю казалось, что голова дяди лежит на столе.
— Учился?
— Я ходил в школу.
— Дай-ка отгадаю. Бросил в четвертом классе?
— В пятом.
— Пил и тогда?
Рафаэль не ответил.
— Женился рано. — Губы дяди буквально охватили стакан и высосали из него всю водку. — Небось и не знал, что женишься, а оглянуться не успел, как вот они, деточки. Трое, кажется? Жена-то у тебя одна, так?
— Нас венчал священник.
— Естественно. Их хлебом не корми, только дай обвенчать таких, как ты. — Дядя посмотрел в стакан, в котором не осталось ни капли. — Согласен. Впереди у тебя полная безнадега.
Дядя улыбнулся, затем сразу нахмурился, посмотрел на Рафаэля, и лицо его вновь расползлось в улыбке.
Водка пошла Рафаэлю на пользу. Он больше не дрожал и не потел. Лишь дышал часто-часто, будто собирался то ли схватиться с неведомым противником, то ли убежать.
— Но у тебя есть какие-то неотложные дела, да? Которые, ты думаешь, тебе нужно закончить. Так ведь?
— Мне хватит нескольких дней.
— Как мы узнаем, что ты вернешься?
— Я вернусь.
— Ты напьешься. И обо всем забудешь.
Рафаэль пожал плечами.
— Мы можем все закончить сегодня. |