— Брось! Им это еще зачтется.

Вероятно, он не расслышал меня, потому что когда приходит наша очередь восходить по трапу, он пристально смотрит в глаза британскому майору и угрожающе шипит: «Сочтемся!»

По роте словно прошла неслышная команда: каждый, проходя мимо британца, повторяет ему: «Сочтемся!». Одни шипят это тихо и угрожающе, точно змея перед броском, другие, смерив островитянина взглядом, выдают ему «сочтемся» тоном приговора, третьи бросают это звонко-оскорбительно. Вот, наконец, моя рота прошла. Пора и мне на палубу. Я поворачиваюсь к трапу, и в этот момент британец останавливает меня:

— Moment, major.

Я останавливаюсь.

— Your men said «Soushcht’omsya». What does it mean?

Его лицо пышет благородным негодованием. Кажется, он думает, что его оскорбили. Мой английский не так уж хорош, но я тебе сейчас все объясню:

— It’s mean «see you later».

Его лицо успокаивается. С небрежным видом он козыряет мне и произносит:

— Oh. Тhen, good bye!

Сочтемся — отвечаю я и поднимаюсь на палубу. Там уже стоит подполковник Арман, наш полиглот, который объясняет всем смысл происшедшего на причале. Он очень верно передает смысл английского «see you later». И батальон хохочет над тупым британским бульдогом. С палубы орут «Сочтемся!» и майор уверенно отдает честь. Увидимся, майор. Даст Бог, свидимся.

Обер-лейтенант Макс Шрамм. Ла-Корунья. 1936 год

Мы уходим. Нам приходится уходить. Пока Антанта сильнее Нового Тройственного Союза, и мы не можем показать им наш оскал, наши клыки. Пока нам приходиться стиснуть зубы и молча уходить… Русские грузятся в Бильбао. Оттуда они через Гибралтар, обогнув весь полуостров, пойдут через Средиземное море и Босфор в Константинополь, а оттуда через Чёрное море в Россию. Мы уходим через Ла-Корунью. Нас специально развели по разным углам страны, чтобы ничего не случилось. Вдоль дороги стоят французские «Рено», наглухо задраенные. На их башнях сидят и стоят офицеры всяких там Польш, Голландий, Финляндий. Они с ненавистью провожают нас взглядами, мы идём обычной колонной. Внезапно словно искра пробегает по нашим рядам — все переглядываются, сцепляются локтями. Теперь все слышат далёкий грохот литавр, отбивающий ритм. Взлетают носки сапог к небу в «гусином» шаге, плотно смыкаются плечи, слитный рёв десятков лужёных глоток перекрывает всё вокруг: Ein, zwei, drei, Heil! Ein, zwei, drei, Heil!!! В ужасе польский офицер начинает колотить рукояткой пистолета по наглухо задраенному люку «Р-35», бесполезно-трусливые лягушатники наверняка обмочились от страха. Город затихает в панике, и над его улицами слышен только грохот каблуков и счёт:… Ein, zwei, drei, Heil … Мы вернёмся! Я верю.

Фриц Штейнбаум. Интернационалист. Испания. 1936 год

Они уходят. Наконец-то покидают многострадальную землю Испании. Десятки, сотни лучших представителей трудового человечества, его самых прогрессивных сыновей пали, защищая идеи Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Этих светочей будущего, доказавших, что капитализм — это тюрьма народов. Мы не хотим жить в тюрьме, не хотим быть рабами. Мы будем драться за светлое будущего всего человечества. Вот они идут по улицам Бильбао. Фашисты. Убийцы. Стёршие с лица земли ни в чём неповинную Гернику. Расстреливавшие самых лучших сынов Испании, которые взяли в свои мозолистые руки винтовку для защиты своих убеждений и своей земли. Я ненавижу их. А они идут, пачкая своими ногами мостовые города, оскверняя своим дыханием саму Землю. Как она может только терпеть таких людей? Нелегка была битва. Пали самые лучшие: русский Алексей Соколов, командир полка интербригады имени стойкого борца за свободу мирового пролетариата товарища Троцкого.