|
Завьялов, как и четверо его коллег по «кримкомиссии», относился к Горшину с уважением и изрядной долей пусть не страха, но — опасения. Впрочем, не боялся Тараса лишь комиссар‑пять, Владимир Эдуардович Боханов, президент Центра нетрадиционных технологий Российской Академии наук, экстрасенс, йог, мастер спорта по шахматам, который в Горшине видел лишь феномен и питал к нему чисто профессиональное любопытство, будучи ученым до мозга костей. Он готов был его даже препарировать ради того, чтобы узнать, как устроен Тарас внутри, и за это Завьялов скрепя сердце терпел Боханова. Он не любил людей, тем более ученых, чей ум был увлечен какой‑нибудь проблемой, не имеющей ничего общего с интересами других людей. Для кого весь мир был всего лишь огромной лабораторией, а кто оказывался подопытным — кролик или человек, — не имело значения.
— Проходи, — кивнул Дмитрий Васильевич, сдавил глаза пальцами, отпустил. — Я как раз дошел до точки: ничего не вижу и не слышу. Выпьешь? — Вопрос был традиционным, потому что Завьялов знал отношение Тараса к спиртному. Он достал бутылку «Фьюджи», налил в бокал на палец, посмаковал белую жидкость, проглотил. — Это же кокосовый тоник, почти без алкоголя, попробуй. Его можно пить утром, днем и вечером. — Мой сосед в таких случаях говорит: выпил с утра — и целый день свободен! — Горшин с улыбкой присел у стены, где стояли четыре деревянных стула. Глаза у него были прозрачно‑желтые, но не «кошачьи», а скорее «птичьи», и стыло в них такое холодное всеобъемлющее понимание, что Дмитрий Васильевич поежился. У него при разговоре с Тарасом всегда появлялось ощущение, что тот видит его насквозь, знает все его мысли, чувства и желания. — Мы теряем темп, — сказал Горшин, предваряя «опрос хозяина кабинета. — Нужны люди. — Не просто люди — профессионалы, — уточнил Завьялов. — И не просто профессионалы, а друзья и соратники, преданные делу. — К сожалению, друзья приходят и уходят, а враги накапливаются, как говорил один умный иностранец. Человечество вырождается быстрее, чем рассчитывала природа. Примеров тому хоть отбавляй. Вчера и меня прижали в подъезде какие‑то подонки, видно, расслабился. Завьялов с любопытством глянул на собеседника, от которого явственно повеяло угрюмым недовольством. — Плохо верится, что можешь расслабиться до такой степени. В каком таком подъезде ты оказался? — Был в гостях у приятеля, вышел, а они кого‑то ждут. Потом уже сообразил, что попался случайно, а шли они «пощупать» коммерсанта этажом выше. Ни грани интеллекта — тупая, воинствующая наглость! Что ей увещевания, призывы к совести и справедливости? Ей понятны только кулаки и зубы. — И как же удалось выйти из положения? — Помог какой‑то «крутой» парнишка, владеющий боем на таком уровне, какого я еще не видел. Хотя он почему‑то пытался этот факт скрыть. — Не преувеличиваешь? Горшин пропустил реплику мимо ушей. — Я не смог его прозондировать достаточно четко, парнишка далеко не прост и владеет пси‑блоком, но попался он мне не случайно. Если я прав, он может быть либо нашим другом… — Либо? — Врагом, разумеется. Потому что работает он на команду контрданс. — Как? Не понял. — Он перехватчик, если пользоваться жаргоном военных профи, агент‑индивидуал высокого класса, работающий на отечественную разведку «Смерш‑2». — Ого! А откуда тебе это известно? — Мне многое известно, друг Горацио Дмитрий Васильевич. Попробую поработать с ним, встречусь пару раз, пощупаю поле возможных траекторий, поговорю. |
