Лили оказалась непревзойденным профессионалом. Никто бы не подумал, видя ее на сцене, такую красивую, почти светящуюся, что лишь минуту назад она, бледная и испуганная, молила меня о помощи.
Глава 3
Я такая же боевая мамаша, как и другие, но я просто не могу одеть, накормить и проводить детей утром в школу, если стою на коленях перед унитазом и меня рвет. На следующее утро, после того как я слопала сыр горгонзола и превосходного тунца, пришлось разбудить мужа, чтобы он помог мне совместить пищевое отравление и доставку детей в школу. Питер работает ночью. Каждый вечер, когда мы укладываем детей спать, он берет термос с крепким кофе, идет в кабинет и вместе с группой поддержки из зомби и каннибалов сидит там до утра. Затем с трудом добирается до постели и отключается до полудня. В то утро, однако, его разбудили раньше обычного чудесные звуки — я звала на помощь и одновременно пыталась вызвать рвоту.
Даже пальцы на его ногах казались уставшими. Это была единственная часть тела, которую я видела, так как лежала на холодном кафеле в ванной.
— Что случилось? — спросил он хрипло, еле слышно. Затем прочистил горло. Звук кашля вновь вызвал у меня приступы рвоты, и я склонилась над унитазом.
— Тебя тошнит? — спросил он.
— Нет. Я просто чищу унитаз. Лицом.
— Хорошо. Что мне сделать?
Я махнула рукой в направлении комнаты Руби и Исаака.
Через полчаса, когда мне в конце концов удалось ополоснуть лицо водой и на полусогнутых ногах выйти из ванной, я обнаружила, что дети сидят перед телевизором и едят хот-доги. На них шорты и футболки, волосы торчат во все стороны.
— Хот-доги? — спросила я мужа.
Он пожал плечами и сказал:
— Обед-на-завтрак.
— Шорты? Посреди зимы?
— Так их же не убедишь. Когда замерзнут, то поймут, что надо слушать папу, если он предлагает надеть теплые вещи.
— А волосы?
— Руби сказала, что сегодня в школе «День непричесанных».
— Неужели Конгресс объявил «День непричесанных» национальным праздником, пока я была в ванной? Они ходят в разные школы. Как у них обоих может быть «День непричесанных»?
Я пошла в детскую, вытащила из ящика две пары теплых штанов и натянула их на своих извивающихся отпрысков. Вытерла измазанные кетчупом лица и принялась расчесывать их спутанные волосы. С кудрями Руби я не справилась и просто убрала рыжую копну под бейсбольную кепку. Потом отправилась на кухню. Вдруг очень захотелось есть. Я порылась в холодильнике и в итоге выбрала шоколадный пудинг, который купила детям на обед в школу.
— Ты что, дорогая? — сказал Питер.
— Что? — пробормотала я с полным ртом пудинга.
— Разве тебе можно есть? Тебя же тошнит.
— Я умираю с голоду.
— Вряд ли можно это есть, когда пищевое отравление или болит желудок. Как насчет бульона?
Бульон? Бульон!
— Я ужасно хочу есть! — настойчиво повторила я, и мы посмотрели друг на друга.
— О боже, — сказал муж.
— Нет. Это невозможно.
— Тебя тошнит. И ты хочешь есть. В одно и то же время.
— Это невозможно. Во всем виновата вчерашняя рыба. Не сомневаюсь, что в Беверли-Хиллз сегодня утром полным-полно блюющих директоров киностудий.
Он покачал головой:
— Но ты голодна.
— Послушай, такого не могло со мной случиться. Это невозможно, и все тут, — сказала я и позвала детей садиться в машину, чтобы ехать в школу.
— Это же пудинг для обеда! — завопил Исаак, заходя на кухню. |