– Ты видел когда-нибудь настоящего пессимиста? – спрашивает он прораба Власова и сам же отвечает: – Нет, ты не видел настоящего пессимиста! Так вот знай, настоящий пессимист – человек легкомысленный. Не открывай рот от удивления! Настоящий пессимист – человек легкой и веселой жизни. Однажды решивши, что все на земле дерьмо и тлен, настоящий пессимист хватается за изречение «После меня хоть потоп» и живет легко, бездумно. Он жрет водку, любит многих женщин, обманывает и обкрадывает ближних, танцует и поет. Настоящий пессимист старается обзавестись персональным особняком, автомобилем, сажает у ворот особняка злого пса и покупает жене дорогую дошку. Ты понимаешь, прораб Власов, что настоящий пессимист не признает никаких ценностей, а коли так, то ему живется необычайно легко. «Плевать на все!» – думает пессимист. Вслушайся в эти слова! Не кажется ли тебе, что они звучат весело, лихо? Вот видишь!.. А теперь позволь задать тебе несколько вопросов. Позволяешь, а, Власов?

– Пожалуйста! – тихо говорит прораб. – Задавайте!

С лица Власова постепенно сползает хмурое, печальное выражение, он глядит на Егора Ильича напряженно, большими глазами, в которых стынет удивленность, оторопь. Всяким видел прораб Егора Ильича – грозным, веселым, гневным, хитрым, – но таким, как сегодня, не приходилось. Никогда у Егора Ильича еще не было таких озорно-мудрых глаз, такой размашистой веселости, такой просторности в движениях и голосе; никогда еще Егор Ильич не говорил с ним таким тоном. Прорабу Власову кажется, что Егор Ильич разговаривает не только с ним, но и с самим собой; Егор Ильич точно прислушивается к тому, что происходит у него самого в душе.

– Как на духу будешь отвечать на мои вопросы, прораб Власов? – еще раз спрашивает Егор Ильич.

– Как на духу… – отвечает Власов. И его охватывает необъяснимое чувство…

На виду у темных стариковских глаз прорабу вдруг хочется говорить много и откровенно, жаловаться на что-то, хвалиться чем-то. Хочется не думать о том, что на белом свете есть директор Афонин, раствор, низкая прорабка и совещание, на котором прораба будут ругать. На виду у мудрых стариковских глаз хочется думать и вспоминать о другом: о далеком уже детстве, юности, о черемухе и девушке, которая не приходит отчего-то к почтамту. Хочется затаить дыхание и думать о радости, когда на тебя льется из темных стариковских глаз понимание того, что ты еще не разумеешь сам, но скоро поймешь.

– Отвечай как на духу, прораб Власов!

– Отвечаю!

– Мать любишь, прораб Власов?

– Люблю!

– Друга предавал, прораб Власов?

– Нет!

– Женщину обманывал?

– Нет!

– Слабого бил?

– Нет!

– Кусок хлеба с другом делил?

– Делил!

– Так какой же ты, к черту, пессимист, Власов! – как бы с испугом отшатываясь от прораба, восклицает Егор Ильич и всплескивает руками. – Ты же настоящий оптимист! А вот Афонин пессимист. Ты понимаешь, почему Афонин пессимист, а, прораб Власов?.. Ну-ка, подними голову! Идешь завтра воевать с Афониным? А, Власов?

– Не знаю, – тихо отвечает прораб Власов. – Не знаю… Поможет ли это…

– Поможет! – смеясь, говорит Егор Ильич. – Должно помочь! А сегодня… Сегодня я один на один схвачусь с Афониным…

Егор Ильич не может смотреть в глаза прораба Власова. В них сияет что-то такое, отчего Егору Ильичу хочется обнять прораба за плечи и прижать к себе.