— Суй персты, Фома неверующий, — подмигнул выборжец Железнову. — Только не сильно жми, а то я, чего доброго, сомлею.

И отвел Железнов глаза в сторону.

Це-це-це!

— Подумал Рубанов, даже не поглядев на рубец. Неинтересно. А то, как запунцовела и опустила очи Орлеанская Недева, было, пожалуй, любопытненько. Ишь, как она на него косится. У Тоньки-недотроньки на серьезных людей чутье. Надо будет к этому Серому Волку подкатиться, да сердечную дружбу завести. По шерстке погладить, мясцом прикормить. В России такие друзья пригодятся. Там начнется чехарда: кто через кого перепрыгнет — только поспевай.

— Вы, товарищ, с нами до Питера поедете? — спросил он. Кожухов кивнул. — Вот и ладненько. Обратно в Выборг мы вас не отпустим. Попрощайтесь с чухонскими болотами.

Реплика посвящалась заодно и ревнивцу Железкину. Почетный пролетарий аж заерзал. Как он всё-таки похож на сома со своими жидкими усишками, толстыми губами и выпученными глазенками. Прячься под корягу, приплыла рыба того же сорта, но покрупнее.

— Военная рана — это почетно. Стыдиться нету, — сказал Людвиг.

Завидует швейцарский лютик. Хочет быть таким же: губернаторов стрелять, дырку в пузе демонстрировать и делать вид, что всё это пустяки, чепуха на постном масле.

Кожухов, заправляя рубаху в брюки, проворчал:

— Да ладно. Если б на баррикаде — другое дело… Что с отъездом, товарищи? Я правильно понимаю — на послезавтра намечено? Сколько наших едет?

Рубанов ему, уже как своему, объяснил: группа из тридцати человек, отбирали Старик и Грач, по количеству мест в вагоне. И стал перечислять всех, кто едет. Дурак Железкин пнул под столом — молчи, мол. Но сейчас важно было продемонстрировать нужному человеку доверие, вызвать симпатию. Поэтому хренова конспиратора Рубанов лягнул ботинком: отстань.

— Я вот насчет чего сомневаюсь, товарищ Рубанов… — Оказывается, Серый Волк умеет сомневаться? Закряхтел, зашевелил пальцами, подбирая слова. — Неспроста же германский кайзер Старику помогать решил. Хочет, вражина, нас для своего интереса использовать. Получается, мы на ихнюю мельницу воду льем?

Что ж, этот вопрос в России зададут сто или тысячу раз. Ответ имеется.

— Плевать Старику на кайзеровский интерес, — сказал Рубанов. — Пускай немцы думают, что мы им поможем войну выиграть. Ждет их большущий сюрприз, когда революция к ним в гости нагрянет, на штыках их собственных солдат.

Он хотел про это подробней рассказать, но Серый Волк и так понял. Лицо у него посерьезнело. Сообразительный — для пролетария редкость.

— Ну наконец-то! — Волжанка обернулась к двери. — Ждем-ждем. Здравствуй, Грач.

Прилетела птица поважней

Перед тем, как посмотреть на вошедшего, Зепп внутренне мобилизовался.

Господину по кличке «Грач», настоящее имя которого агентам выяснить так и не удалось, в цюрихской картотеке было посвящено весьма объемистое досье (второе по толщине после Лысого), однако проверенных фактов была на удивление мало. Ни точного возраста, ни места рождения, ни семейных связей, ни перечня пороков и слабостей. При этом Грач участвует в революционном движении по меньшей мере лет пятнадцать, всюду побывал, но нигде не оставил явных следов. Никогда не арестовывался, в тюрьме не сидел. Все сведения о нем были расплывчатыми, из вторых и третьих рук.

Вроде бы в пятом году добывал оружие для московского восстания; вроде бы участвовал в экспроприациях на Кавказе; вроде бы занимался физическим устранением опасных для партии людей (хоть на словах коммунисты всегда осуждали индивидуальный террор).