Дронго посмотрел на прибывших. Молодая женщина с нарисованными бровями все время посматривала на своего мужа, словно сверяя с ним свои высказывания. Мужчина был высокого роста, у него был большой выпуклый лоб, тонкие губы, прямой длинный нос. Очки придавали его лицу некий налет интеллигентности. Он был старше своей супруги лет на десять. И если ей на вид можно было дать лет тридцать пять, то ему соответственно — сорок пять.

— Ваша Екатерина просто умница, — восторженно сказала супруга Жураева. — Ты даже не знаешь, Клава, как мой муж относится к твоей сестре и ее супругу. Они ведь молодцы, такая прекрасная пара. На них смотреть просто удовольствие. Мы видели их фотографии в журнале. Они так хорошо смотрелись. А вы где остановились?

— Прямо тута, в «Хилтоне», — ответила Клавдия. — Зачем нам куда-то еще ехать? Все равно они сегодня вечером приедут сюда, и банкет будет завтра в отеле, прямо у бассейна.

Дронго подумал, что речь Клавдии сразу выдает в ней не слишком давнего завсегдатая отелей «Хилтон». Скорее, они приобщились к «благам цивилизации» только в последние годы.

— Кто-нибудь еще будет? — поинтересовалась Жураева.

— Нет, Леночка. Насколько я знаю, будет узкий круг. Приглашены только самые близкие, пара итальянцев, вы и мы. Больше никого не будет. Да, еще из Вены обещал приехать сам Олег Торчинский, если, конечно, сможет вырваться.

— Что вы говорите? — явно обрадовалась супруга Жураева. — Значит, прилетит сам Торчинский. Я даже не думала, что смогу увидеть его живьем.

— Увидите, увидите, — засмеялась лающим смехом Клавдия. — Я его уже видела у Кати в прошлом году на именинах. Наверно, и сейчас приедет.

Дронго чуть поморщился. За его спиной сидели нувориши, которые, очевидно, сделали деньги в безумные девяностые. Торчинский был популярным оперным певцом и обычно гастролировал за рубежом. Очевидно, на завтра намечался банкет, на котором он должен был присутствовать.

— А где вы остановились? — спросила Клавдия. — Я думала, вам будет удобнее в «Хилтоне».

— Сюда далеко добираться, — снисходительно объяснила ее собеседница. — Мы живем в «Эксельсиоре» на Виа Венетто. Сюда трудно добираться, Клавочка, а наш отель находится в самом центре. Говорят, сам Челлини любил бывать в этом отеле.

— Не Челлини, а Феллини, — поправил жену Дмитрий Жураев.

— Конечно, Феллини, — нервно дернулась его супруга. — Я просто оговорилась. А ты сразу должен меня поправить. Я ведь знаю, что Феллини был всемирно известным режиссером. А Челлини, кажется, художник. Нам рассказывали про него во Флоренции.

Никто не стал уточнять, чем именно занимался Бенвенуто Челлини, и Дронго усмехнулся. Несоответствие между нажитыми капиталами и манерами этих нуворишей было столь разительным, что сразу бросалось в глаза. Их дети, отправленные в лучшие западные школы, уже пытались разобраться в итальянском искусстве и понять разницу между Феллини и Челлини. Правда, только те, кто хотел учиться. Тем, кто не хотел, не помогали даже лучшие западные университеты. Если человек хочет остаться кретином, то его переубедить почти невозможно. Некоторые умудрялись поменять несколько школ и вернуться домой, так и не получив достойного образования.

Дронго жестом подозвал официанта и попросил принести счет. Отметив свой номер, он расписался, дал официанту на чай, спустился на первый этаж и вышел из ресторана.