Под счетом за телефон – другие бумаги. Я беру их, осторожно разворачиваю.
– Что там? – спрашивает Габриэль.
– Кассовый чек. Одиннадцатого декабря Хебер купил чашку кофе в кафе «Каиро». Расплатился, похоже, картой. Это всё.
– «Каиро», «Каиро»… – повторяет Бирк. – Это ведь совсем рядом с нами, правда?
– На Митисгатан, – читаю я в чеке. – Да, совсем рядом с бункером.
Сую бумажку во внутренний карман, но Бирк все видит.
– Положи на место, – велит он. – Ничего нельзя трогать до прибытия криминалистов.
– Мне свернуть ее как было? – спрашиваю я.
Он закатывает глаза.
Я кладу чек на место, и мы продолжаем осмотр спальни и платяных шкафов.
Все это мало способствует прояснению личности владельца. Точнее сказать, не способствует вообще.
– Думаешь, он планировал вернуться сюда? – спрашиваю я Бирка. – После той встречи, которая была у него на Дёбельнсгатан?
– Я ничего не знаю, – констатирует Бирк, уставя глаза в пол.
– А что думаешь?
– Думаю, что ответ на наш главный вопрос мы здесь не найдем.
Внезапно он присаживается на корточки.
– А это что?.. Следы ботинок… Видишь?
– Откуда? – удивляюсь я. – Мы оставили свою обувь снаружи. Я всегда знал, что ты хороший полицейский, Бирк… Но где следы? Я ничего не вижу.
– Для этого тебе надо присесть рядом со мной.
Я повинуюсь – и сразу же вижу все. Отпечатки массивных ботинок, большего размера, чем мой. В прихожей их множество. Узор на подошве смазан, как будто кто-то подтер его в спешке.
– Похоже, мы их здорово попортили, – замечаю я.
– Не думаю, – возражает Бирк. – Мы передвигались вдоль стен.
– Но это другие следы… Не те, которые я видел за мусорным контейнером на Дёбельнсгатан. Рисунок различается.
– Как мы могли не заметить этого сразу, – сокрушается Бирк.
Потом поднимается, делает несколько шагов в сторону двери – и заливается смехом.
– Это черт знает что…
В комнате Хебера тени падают косо, и свет потолочной лампы отражается от пола. Эта игра света и тени и скрыла от нас отпечатки ботинок – чистая случайность. Бирк снимает следы на мобильный.
– Они еще не просохли, – замечает он. – Нужно срочно вызывать Мауритцон.
– Да, но как этот человек проник в квартиру? – недоумеваю я. – Замок на двери не тронут.
– Наверное, у него были ключи, как у нас, – предполагает Бирк. – Это мог быть и сам Хебер, кто знает, – добавляет он, глядя в мое недоумевающее лицо.
Предположение из разряда тех, что только что высказывались над трупом. Их назначение – связывать воедино очевидные факты.
– Ты знаешь, – замечает Бирк, – что рвота – проявление абстинентного синдрома после «Собрила»? Если это будет продолжаться, ты не сможешь работать в полиции.
– Со мной всё в порядке, – заверил его я. – Спроси моего психолога.
Бирк хмыкает. В баре неподалеку детский голос поет песенку о рождественском гноме, который непременно вернется.
– Ты когда-нибудь верил в рождественского гнома? – спрашиваю я Габриэля.
– У нас они не водились, – отвечает он.
– А я верил, – вздыхаю я. |