– Тем не менее его показания вполне согласуются с тем, что я вижу. Кто-то стоял за контейнерами.
– Будем надеяться, что объявятся и другие свидетели. – Бирк снова оглядывается. – На первый взгляд похоже на ограбление… но почему не взяли наличные?.. Должно быть, здесь все-таки что-то другое.
– Именно, – соглашаюсь я. – Вопрос что. Может, ему был нужен его мобильный?
– Мобильный? В рюкзаке? – недоверчиво переспрашивает Бирк. – Ты свой где носишь?
К нам приближается Маркстрём, с блокнотом в одной руке и пластиковым стаканом с кофе в другой. Я спрашиваю себя, видел ли когда-нибудь Маркстрёма без еды или напитка. Хотя, с другой стороны, я знаю его не так давно.
– Томас Маркус Хебер, – провозглашает он и с шумом втягивает в себя кофе. – Родился в семьдесят восьмом году. Холост, детей нет. Числится проживающим на Ванадисвеген, дом пять, меньше километра отсюда. Одиннадцать лет назад был признан виновным по статье о нанесении телесных повреждений, а за год до того – о нарушении общественного порядка.
– Избиение и нарушение общественного порядка… – повторяет Бирк и поворачивается ко мне: – Займешься этим?
Я киваю, снова поднимаю глаза к окну:
– Займусь.
Йона в окне нет. Должно быть, мать уложила его спать. Я думаю о том, не повредила ли ему наша беседа и то, что он видел. Что приснится ему сегодня ночью?
– Завтра, – уточняю я.
– А я займусь его квартирой.
– У тебя есть ключи?
Он кивает на связку ключей на снегу.
Я медлю, прежде чем задать ему следующий вопрос:
– Хочешь, чтобы я составил тебе компанию?
– Нет. Но не все получается так, как мы хотим.
Он стоял на улице, не прятался. В окнах не горел свет, если не считать красной рождественской звезды парой этажей выше. Времени было чуть больше половины десятого. До смерти Томаса Хебера оставалось меньше часа.
Он сунул пластиковый пакет с ножом под куртку. Пока шагал пешком от Кунгсхольмена, всем телом чувствовал близость отточенного металла. Молоток забросил в строительный контейнер на Санкт-Эриксплан. Никто его не видел. Никто не видит его и теперь.
Потом они узнавали друг друга, но никогда не разговаривали. Несколько раз встречались на площади и на стадионах.
Тогда, во время вечеринки, Кристиан вышел на балкон покурить. Микаэль стоял там, и они разговорились. Что-то странное было в их отношениях – по крайней мере, так казалось Кристиану. Но что именно, этого он понять не мог.
Потом Кристиан заметил, что оба носят футболки с символикой британской рок-группы «Скрюдрайвер». Оба заметили это одновременно и тут же рассмеялись. Футболка Кристиана была белой, он получил ее в подарок от брата Антона. Микаэль носил такую же, но черную.
– Любишь «Скрюдрайвер»?
– Я слышал только их первую пластинку, – ответил Кристиан. – Футболку подарил мне брат, но она мне нравится.
– Мне тоже. Я люблю у них только All Skrewed upp, остальное – нет. Ты слышал, что они переметнулись к наци?
– Что?
– Стали неонацистами.
Кристиан так и застыл с разинутым ртом. Рисунок на футболке сразу изменился, стал каким-то зловещим. Кристиан спрашивал себя, известно ли Антону то, о чем он только что узнал от Микаэля, или же брату вздумалось над ним подшутить. Подставить его – ведь за такое вполне могут набить физиономию…
– Нет, я понятия не имел обо всем этом, – ответил он Микаэлю.
– Больные. |