– Правильно, не милиция, – упрямо кивнул головой Вербицкий. – Милиции пока нет. А документы я имею право отобрать. Хотя бы затем, чтобы ты не смылся отсюда. А то видел я много таких умников, смоются, а потом заявляют, что машину угнали. А хозяин не при чем.

– Не дам удостоверение, – мужчина отступил назад. – Разговор закончен, не дам.

Силантьев с неожиданным для его лет проворством быстро шагнул вперед, обеими руками ухватил водителя за воротник куртки, сгреб его в охапку легко, как мешок с тряпьем.

– Ну?

Фельдшер с силой тряхнул мужчину, старавшегося высвободиться и лягнуть противника ногой. Силантьев отвел правую руку назад и открытой ладонью ударил мужчину в верхнюю челюсть.

– Сейчас я тебе сотрясение мозга нарисую, – выдавил сквозь сжатые зубы Силантьев.

– Берите, – голос мужчины сделался писклявым и жалобным. – Берите удостоверение, раз такое дело. Я порядки знаю, берите, пожалуйста.

Силантьев ослабил хватку, принял из крупно дрожавших рук мужчины водительское удостоверение

– Одинцов, давай сюда с носилками, – Вербицкий махнул рукой топтавшемуся возле «скорой» фельдшеру. – Живее шевелись.

Подойдя к иномарке, Вербицкий наклонился к водителю. Близко рассмотрев сиденье и приборный щиток, забрызганный кровью, он двумя руками дернул ручку дверцы.

– Не заклинило, слава Богу, – вслух сказал Вербицкий, обернулся к Одинцову. – Бери водителя за плечи, а я за ноги. Так, молодец.

Одинцов закряхтел, стаскивая раненого с сиденья.

– Бедняга, сильно его припечатало. Вот уж бедняга. Не повезло человеку.

Мужчину переложили на носилки, он застонал, не отнимая ладоней от лица, пытался согнуть ноги в коленях, но не смог, только застонал ещё громче, охнул от боли, схватился за грудь. Кто-то из зевак наблюдал за мучениями раненого, кто-то следил за действиями Вербицкого и Одинцова.

– Что, взяли? – фельдшер приготовился поднять носилки.

– Вещи пострадавшего ему под голову, – приказал Вербицкий. – Живо.

Одинцов нырнул в салон машины, за длинный ремень вытянул с заднего сиденья небольшую спортивную сумку, с переднего пассажирского сиденья взял черный дипломат с кодовым замком. Пошарив рукой под водительским креслом, бегло осмотрев содержимое бардачка и панель над приборным щитком, Одинцов, пятясь задом, вылез из машины. Подняв голову раненого, он подложил под неё «дипломат», а спортивную сумку пристроил в ногах.

– Теперь взяли, – Вербицкий поднял носилки за задние ручки.

Вкатив носилки, Одинцов забрался в салон «скорой», следом за ним Вербицкий.

– Василич, давай за руль, – крикнул он и опустил за собой заднюю дверь.

Вербицкий расстегнул «молнию» на куртке мужчины, вытащил из брюк рубашку, с силой дернул за её нижние края в разные стороны. Оторвавшиеся пуговицы разлетелись по салону, как сухой горох.

– Нога, нога, – сказал мужчина слабым голосом и застонал.

Только тут Вербицкий заметил, что правая брючина водителя сочится кровью. Вытащив из кармана перочинный нож, Вербицкий распорол брючину снизу до колена.

– Максим, наложи ему жгут, – сказал Вербицкий фельдшеру. – У него открытый перелом обеих костей голени, – Вербицкий стал ощупывать грудь мужчины. – И ещё перелом пятого-седьмого ребер с обеих сторон. Плюс сотрясение мозга, видимо, внутримозговая гематома.

– И ещё шок, – с умным видом добавил Одинцов, закрепляя на бедре пострадавшего резиновый жгут.

– Два шока, – поправил Вербицкий.