Андрей Кивинов. Смерть под трактором
Сначала была любовь. Мы растворялись в нирване блаженства, как карамельки «Чупа-Чупс» на горячих губах, мы ныряли в бескрайний океан удовольствий, доставая до самого дна, кружились в водовороте безумных фантазий, подобно пузырькам в бутылке «Пепси». Я задыхался в колдовских объятиях, целовал вишневые губы, наслаждался прелестью форм, сверкающей белизной зубов и ароматом бархатной кожи. Мне хотелось вопить от радости, как футболисту, забившему решающий мяч в финале Кубка Мира, как помилованному смертнику, как счастливому студенту, наконец сдавшему сопромат… Со сверхзвуковой скоростью я мчался к финальной точке этого безумного путешествия. Вон она, вон она сверкает и приближается. Я уже различал посадочные огни, задыхаясь от нетерпения. Еще немного… Еще чуть-чуть! Боже мой!.. Ну-у-у-у… Потом был трактор. Он проламывал стену своим ужасным ковшом-тараном, безобразно лязгая тяжелыми гусеницами. Он неотвратимо надвигался на нас, сотрясая хрупкое пространство ревом раненого мотора и выплевывая из своего масляного чрева клубы ядовитого сизого дыма. Тракторист, яростно сжимая зубами потухший окурок «Беломора», смотрел на меня сквозь мутное лобовое стекло взглядом снайпера, поймавшего жертву в перекрестие прицела. Мы с криками отчаяния устремлялись к дверям, но безжалостная машина играючи разносила препятствие. Мы мчались дальше, боясь оглядываться назад, мчались, пока не упирались в глухую бетонную стену… Я пытался карабкаться вверх, но, не имея навыков альпиниста, раз за разом срывался. Я хотел просочиться сквозь бетон, хотел взлететь, но тщетно… Когда жар раскаленного двигателя уже обжигал спину, я поворачивался. Тракторист выплевывал окурок в форточку и, по-сатанински улыбаясь, выжимал газ. Я в бессилии протягивал вперед немощные руки и, понимая, что через секунду превращусь в бесформенную лепешку, начинал орать… Потом наступало утро. Я просыпался и минут пять лежал без движения, таращась в потолок. Вот уже третью ночь подряд мне снилось это сумасшествие. Любовь, прекрасная как музыка Шопена, в разгар которой вдруг появлялся ревущий бульдозер с очумевшим трактористом в кабине… Вчера я, порывшись в библиотеке, сваленной на антресоли, отыскал подаренный кем-то сонник. «Трактор – к плодородию и удаче». Хорошо хоть не к свадьбе. Сочинители. Я взглянул на будильник. Пора. Моя свободолюбивая душа протестует против навязывания всяческих распорядков, но… Я на службе и вынужден подчиняться. Уже пятый день. Ровно в девять тридцать я обязан предстать перед карими очами господина майора, доложить о достигнутых успехах и рассказать о планах. Затем огрести справедливые замечания, ценные указания и идти в рабочий кабинет исполнять возложенные на меня обязанности оперуполномоченного уголовного розыска. Полчаса хватает на мытье-бритье-бутерброд, еще час я кувыркаюсь в общественном транспорте. Ровно в девять двадцать я вваливаюсь в кабинет номер тринадцать районного отделения милиции и протягиваю руку своему соседу Евгению Филиппову, делящему со мной тяготы ментовской службы. Десять минут мы сплетничаем на непотребные темы, после чего следуем в направлении кабинета с латунной табличкой на дверях. Шеф приветствует собравшихся господ ободряющим вступлением, заканчивая словами: «Вы у меня будете работать как надо, дармоеды», и приступает к индивидуальной беседе с каждым членом коллектива. Сегодня я сел неудачно, вторым после Евгения, который как всегда ловко ушел в сторону от жестких вопросов. Чувствуется опыт. Лично я так и не понял, чем занимался вчера и чем будет заниматься сегодня мой коллега, но начальник остался вполне удовлетворенным. Теперь мой черед удовлетворять. – Кирилл, что по трактору? Именно этого вопроса я почему-то и ждал. |
