Если верить свидетелям, то в последнее время удача вроде бы отвернулась от Александра Владимировича. Примерно за четыре месяца до смерти у него сорвалась довольно крупная сделка. Это была первая серьезная неудача за много лет, и Александр воспринял ситуацию философски: мол, не может же всегда везти, фортуне и отдохнуть надо. Но когда буквально на той же неделе его постигла вторая неудача, он заволновался. Неужели Санька Вист выдохся? Никогда еще не было, чтобы он проигрывал в преферанс такие огромные суммы. Он и вообще-то почти никогда не проигрывал, умудряясь обходить партнеров даже при самом неблагоприятном раскладе. Но для этого надо иметь способность к длительной, многочасовой концентрации внимания, чем всегда славился Вист. Обычно его партнеры утомлялись раньше, начинали допускать ошибки, забывали снесенные карты, Вист же был неутомим и на шестом часу игры так же легко запоминал ходы и считал карты, как и в самом ее начале. Так неужто первый его крупный проигрыш знаменовал собой начало старения, утраты внимания и памяти? Ему ведь всего сорок три, самый расцвет. Он должен доказать, что удача по-прежнему его любит, что все случившееся – не более чем мелкая неприятность, на которую не стоит даже внимание обращать.

Он яростно хватался за любые сделки, которые более объективный судья назвал бы скорее аферами, и чаще, чем обычно, садился за зеленое сукно. Сначала все шло хорошо, и он немного приободрился, потом снова посыпались неудачи. Галактионов несколько поутих: судя по отдельным его репликам, которые вспомнили свидетели, он решил собраться с мыслями и проанализировать причины свалившихся на него неудач. При этом все как один утверждали, что он не был в депрессии, не выглядел подавленным, а скорее заинтересованным, как ученый-энтомолог, столкнувшийся на Северном полюсе с тропической бабочкой. Галактионов был по-прежнему остроумен и обаятелен, несмываемая печать неудачника на него не легла.

Больше никаких срывов не было вплоть до его смерти. Правда, говорят, что за несколько дней до гибели он резко воспрял духом и однажды сказал в присутствии жены:

– Ничего, даже когда Фортуна спит, мастерство бодрствует, его-то не пропьешь. А уж когда она проснется, то ли еще будет!

Видимо, он снова попробовал свои силы, и, как оказалось, удачно. Но непонятно вот что: обо всех его малосимпатичных делах и аферах обязательно кто-нибудь да знал – или жена, или любовница, или коллеги по работе. Другое дело, что они не понимали, насколько мерзко и противозаконно то, что он делает. Сам же Галактионов своей деятельности ни капли не стеснялся и никогда не скрывал, что грех не воспользоваться чужой глупостью или доверчивостью, и если он этого не будет делать, то перестанет сам себя уважать. Однако об этой последней удаче, если она вообще была, а не является плодом воспаленного воображения Анастасии Каменской, почему-то никто ничего не знает.

Интересно, почему? Что в ней такого особенного?

5

Он с неприязнью посмотрел на собеседника. Да, люди его раздражали, но такая формулировка была слишком общей. Раздражали его люди славянского типа. Все же остальные, например, азиаты, негры, кавказцы, заставляли его содрогаться от отвращения. Он не мог слышать неправильную речь, его коробило даже от намека на акцент. Он не мог спокойно смотреть на неславянские лица. Бог мой, как он их всех ненавидел!

– Сколько испытаний вам надо провести? – спросил собеседник.

– Не больше трех, – ответил он, стараясь не выдать голосом, что внутри у него все кипит. – После каждого испытания – примерно две недели доводки, потом новое испытание, и так далее.