Я ему так и сказала:

— Не обращайте внимания на дураков, Хаалфордхен. Ремни на вас закреплены достаточно хорошо?

— Я не знаю, — сказал он в отчаянии. — Оборудование незнакомой конструкции…

— Послушайте, — я колебалась, но правила приличия требовали сделать это. — Я уже проверила свои устройства; можете ли вы прочесть в моем мозгу, как правильно все закрепить?

— Я попробую, — шевельнулись его губы. Я сосредоточила мысли на аппаратуре и ремнях.

На мгновение у меня возникло странное ощущение. Как будто что-то коснулось моего мозга, и заворочалось там, внутри, оно проникло в сознание помимо моей воли, это что-то, не имевшее ни вкуса, ни цвета…

Я старалась справиться с волной почти физического отвращения, накатившей на меня. Не удивительно, что люди всегда стремились держаться подальше от рас-телепатов.

Дальше я увидела, скорее, даже не увидела, образ возник непосредственно в моем сознании — его, лежавшего в гамаке под ремнями и трубками. Я глядела его глазами! Этот вид настолько обеспокоил меня, что я позабыла о неудобствах, которые причиняло мне вторжение в собственный мозг.

— Ты не пристегнут, как надо, — пробормотала я. — И у тебя не подсоединены дыхательные трубки. Матрос не мог этого не заметить. — Я замолчала и начала в отчаянии возиться с своими ремнями. Может быть, у нас еще было время до старта.

Но времени не осталось. Внезапно я была оглушена ревом сирены — это было последнее предупреждение. Сквозь стиснутые зубы я промычала:

— Приготовься! Сейчас стартуем!

И тут же нас накрыла ударная волна. Мне показалось, что мои легкие от внезапно навалившейся тяжести не могут ни вдохнуть ни выдохнуть. С той стороны каюты, где был чужак, послышался странный хрюкающий звук. Он обеспокоил меня сильнее, чем если бы это был человеческий стон. Вторая ударная волна была настолько мощной, что я закричала от ужаса. И тут в глазах у меня потемнело.

Видимо, я недолго была без сознания. Прежде я никогда не вырубалась во время взлета, и я почувствовала в первый момент некоторое смущение. Потом до меня дошло, что корабль перешел уже в свободный полет и наступило состояние невесомости, потому что надо мной в воздухе парил тот самый матрос, который предупреждал нас о скором старте. Он казался обеспокоенным.

— У вас все в порядке, мисс Варгас? — заботливо спросил он. — Взлет был несколько более резким, чем обычно.

— Да вроде все нормально, — уверила я его. Мои плечи дернулись и дыхательный аппарат издал свистящий звук, когда я, приподнявшись, начала трясущимися пальцами отсоединять трубки.

— Как там терадианин? — спросила я. — Его аппарат не был присоединен. Вы плохо позаботились о нем.

Матрос заговорил медленно и спокойно:

— Минуточку, мисс Варгас, — сказал он. — Вы, видимо, забыли? Почти все время, пока я был здесь, я провел возле терадианина, застегивая ремни и подключая дыхательный аппарат.

Он подал мне руку, чтобы помочь подняться, однако я оттолкнула ее настолько резко, что сама отлетела к противоположной стене каюты. Я схватилась за скобу, вделанную в стену, и взглянула вниз, на гамак, где лежал терадианин.

Хаалфордхен был недвижим, расплющенный под аппаратурой. Его острая мордочка эльфа была сморщенной и вызывала страх, рот казался сплошным кровоподтеком. Я наклонилась ближе, а затем резко отшатнулась, так что меня швырнуло назад через всю каюту, чуть ли не в объятия матроса.

— Вы только что пристегнули его ремни, — сказала я обвиняющим тоном.

— Перед взлетом они не были закреплены. Это преступная небрежность, и если Хаалфордхен умер…

Матрос ответил мне ленивой, презрительной улыбкой:

— Мое слово против вашего, и только, сестричка.